«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994

— Ну что, возвратился — не запылился? — поворачивается к Рогуле Скалапендра. Вернее, к солнцу, которое вот-вот шмыгнет за тучу. — Ты там знаменитостью стал. Слыхали. — И больше ни слова. Как будто никогда — мансарды и ночных яблок.

Конец лета. Ветер. Море свинцовое. Тростники гнутся и шуршат. Кулики репетируют перелетный маршрут.

⠀⠀ ⠀⠀

— Так вот мы и жили, через стенку спали, а дети были, — подводит итог Челюсть. Они говорят уже часа три, что необычно для компаньицы. Так, отдельными словечками перекинуться. Чернушку спеть Или оповестить о прорыве канализации, которая означает на языке Замка утечку радиации. Ну, в крайнем случае, помечтать о возможностях, если. Вспомнить других хануриков Великого Пространства…

— В Метрополию возвращаться никакого смысла. Голодуха, резня и жажда реставрации, — разъясняет Смычок причину их зимовки, которая предстоит.

— К тому же с твоим бегством, Рогуля, все образовалось Ты знаешь, миляга: дважды два — четыре, — подлизывается Лиловый, касаясь Рогу-линых коленок кончиками гиперсенсорных пальцев. Они пронизаны капиллярами, как язык лягушки под микроскопом.

Челюсть явно смущен неожиданным возвращением, но бодрится:

— Гуано не тонет, и ты вернулся, Рогуля. Что же делать. Будем зимовать вместе.

— Вместе, это как? — спрашивает Рогуля, пытаясь разобраться в ситуации. Они сидят на кухоньке. Пылает, гудит и трещит чугунная плита, оставшаяся в дачке со времен. Попыхивает закоптелый чугунок с картофелем. Над плитой висят связки лука. Пучки мяты, подорожника и зверобоя. Нитки грибов разного сорта: белые, моховики и подберезовики. Тут же нанизаны половинки диких яблок и груш.

— Вместе, это как? — спрашивает Рогуля, предполагая. Скалапендра молчит у трельяжа в зале рядом, отделенной от кухни прямоугольником дыры. Она бигудится.

— Селись в зале, — отрубает Челюсть.

Лиловый ластится, чтобы не обижать.

— Мы со Смычком в боковушке. Челюсть со Скалапендрой… сам понимаешь.

Рогуля понимает сам. Челюсть время от времени отлучается. Его шаги стукаются, как биллиардные шары. Он спускается с газетами. Потом снова исчезает. Возвращается в наушниках. Глаза у Челюсти глядят куда-то внутрь. Даже не внутрь себя, а в глубь расстояния от Чухонии до Метрополии. Подальше от виноватого взгляда Рогули. Который вернулся, чтобы разрушить.

— Да, да, чтобы разрушить. Ты вернулся, Рогуля, чтобы разрушить нашу жизнь. Шатался бы и дальше по свету! — Скалапендра вытащила его на крыльцо и пеняет.

— Подожди, подожди, Пэн, я ведь, я бежал отсюда, чтобы не разрушить. Чтобы сохранить тростники. Всю нашу компаньицу. Идею. Чтобы тебя сохранить, Ля.

— Вот и сохранил для Челюсти. И Замок сохранил для новых вождей. А все, что было у нас, разрушил. Дурак ты, Рогуля. И забудь. Слышишь?

⠀⠀ ⠀⠀

Рогуля сидит на кухне. Плита погасла. Гудит за стенами дачки балтийский ветер, пропитанный мокрой солью, гнилой рыбой и тлеющими тростниками. Он отпивает из жестяной кружки отвар мяты со зверобоем. Но все равно не хочется спать. «Какого черта!» — восклицает внутри него Иона.

Наверху в мансарде, где Скалапендра с Челюстью, тоже не спят. Ворочаются. Челюсть щелкает словами, которых не разобрать. Перестук согласных, как удары биллиардных шаров в полуночном баре, когда последний посетитель пытается припомнить дорогу домой. И всхлипывания Скалапендры. Злые, горькие, эротические. У нее все вперемешку.

В боковушке у Лилового и Смычка поиграла скрипочка. Лиловый спел из «Пиковой дамы»: «Мой миленький дружок, любезный пастушок…» Теперь они хихикают, переговариваются вполголоса, как мальчики в ночной палате пионерлагеря. Смычок, наверно, опять размечтался о каналах. Марсианских каналах среди тростников, где кишит рыба. Навалом рыбы, чтобы накормить всех. Накормить и остановить. Рогуля явственно слышит: «Накормить и остановить».

Бедные ханурики. Изголодались на картошке и грибах. И к тому же страх перед наползающей Метрополией. Перед нашествием гуннов. Татарской орды. Тевтонов. Третьего рейха. Голод гнал эти орды из насиженных мест. Срывал с вековых пастбищ. Голод разрастался, как Вселенная. Из точки страха перед голодом — во Вселенную захвата и кровопролития. Бедные ханурики.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀