«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994

— Видишь, Смычок, у них всего один дробовик. Покажи им скрипку. Покажи и спрячь!

Смычок высовывает скрипку из-за бережка и прячет. Больше не стреляют.

— Теперь один футляр. Дай мне футляр без скрипки!

Рогуля берет черный футляр и поднимает его над головой. Поднимается вслед за футляром. Из дома не стреляют.

— Куда ты! Стой, Рогуля! — кричит ему вдогонку Смычок.

— Лежи тихо. Все будет о’кей! — не оглядываясь, бросает Рогуля. Он перемахивает через плетень. Рыжая лохматая собака бестолково тычется в его резиновые сапоги. Погавкивает для порядка. Дверь дома распахивается. Выходит мужик с дробовиком. Дуло нацелено в грудь Рогули.

— Стой! — кричит мужик. — Стой или пристрелю, падла! — «Падла» он произносит на чухонский манер — «патла». Это смешит Рогулю, потому что у мужика длинные нестриженые патлы, свисающие из-под зеленой войлочной шляпы. Рогуля стоит и хохочет во всю мочь, ожидая, пока патлатый чухонец приблизится.

— We are musicians, good fellow. And I’m, and my friend is too^[56],— говорит Рогуля.

— Яяяяяа, — тянет мужик одобрительно, потому что узнает желанную речь фонетически. Не понимая смысла.

Рогуля повторяет то же самое на понятном им обоим языке Великого Пространства.

— Яяяяяяа, — недоверчиво качает головой мужик, хотя и понимает. Косится и поигрывает дробовиком. Снова Рогуля пускает а ход английский. Из-под бережка слышится чухонская полечка. Смычок осмелел и заиграл. Он играет, приплясывает и приближается к мужику, который с дробовиком, Рогуле и собаке, стоящим около кучи затлевающей картофельной ботвы. Смычок наигрывает чухонскую полечку. Собака виляет лохматым хвостом. Мужик чешет затылок, сдвинув на ухо зеленую войлочную шляпу.

В доме чухонца-хуторянина полутемно. Свет и тепло идут от чугунной плиты, соединенной с кирпичной печкой в полстены. За плитой груда березовых поленьев и кучка сосновой лучины для растопки.

— Освещаемся лучиной, — поясняет мужик. — Керосину и газа вот уже лет шесть-семь нет. Как Метрополия отрезала газопровод и нефтепровод так и не стало.

Посредине залы, которая и кухня, и гостиная одновременно, на полу, — алюминиевый таз с водой. В тазу плавают угольки. Из воды торчит треножник — светец. Мужик берет из кучки сосновую лучину, запаливает от полена а плите и втыкает в верхний паз светца. Желточный свет расползается по зале. Жена чухонца по имени Марта строгает картофельный салат с грибами. Марта массивна и бочкообразна. Узкие глаза смотрят как бы между бочажных обручей. По случаю гостей и музыки добывается из погреба яблочное вино. На разговор и запах еды приходят дети: мальчик Яан лет двенадцати и девочка Хеллен — погодки. Яан, как и отец Кард одет в домотканые холщевые штаны и свитер, связанный Мартой из шерсти овец. Овцы пасутся за домом. Столь же прост сарафан Хеллен и ее вязаный джемпер. Однако все пристойно.

— Слава Богу, господин учитель Траат приехал из Таллинна и учит детей из окрестных хуторов. Платим ему натурой: картофелем, яйцами, молоком. Деньги ничего не стоят в наше время. У господина учителя система особая. Он эту систему проповедует.

— В чем система? — спрашивает Рогуля.

— Вот дети лучше объяснят. Хотя бы Хеллен.

Хеллен совсем не смущается, а, напротив, гордится, что проповедует идеи господина учителя. Повторяет его слова:

— Люди жили в гармония с природой почти триста тысяч лет. Они не отделяли себя от зверей и растений. Природа давала им все, что могла. Потом начался страх голода, войны, болезни, попытки подчинить природу и в том числе человечество какому-то племени, клану, народу. Все это обернулось страданиями, запустением и отделением природы от людей. Господин учитель Траат и его друзья хотят помочь человечеству вернуться к природе. Обновленной, конечно же.

Яан с обожанием глядит на сестру. Марта утирает слезы умиления. Карл добавляет:

— У них на Старой мельнице большая компания подобралась. Да мне дело маленькое. Мне семью кормить надо.

Марта кивает словам мужа, как деревянный домашний божок.

Согласно карте, нарисованной Карлом, Старая мельница как раз находится в истоках реки.

— Так что, Рогуля, будем очень смеяться, если мои идеи кто-то перехватил. Я же чувствовал, что рыб кто-то подкармливает!

— Постой, постой, Смычок, а что если… Нет, это невероятно!

Старая мельница надвинулась на них из-за поворота реки, ставшей ручьем. Ручей играл роль нитки в марионеточном спектакле, который разворачивался.

— К тому же грифы, кентавры, сирены, сфинксы и прочие химеры. Это тоже кое-что! — продолжает Смычок развивать тему. — Столько утрачено, а. Рогуля?

— Если не фантазии, то немало. Откуда бы вообразить химер?

Они вплывают в прудик, или озерцо, образованное плотиной, наэлектризованными.

— Нет, правда, Рогуля, куда же эти кентавры и сирены? А вначале — откуда?

Рогуля тихо гребет, втекая душой в ожидание. Потому что слышит встречу.

На берегу безлюдно. Проходит семья кабанов, шаркая об стволы тяжелыми телами в рыжей шерсти. Тур игриво чешет большой, как остров, бок турицы царственным рогом. Мохнатые шотландские лошадки бродят вокруг Старой мельницы.