«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994

— В общем, все, — произнес он, ни к кому не обращаясь. — На массаже сердце держим.

— Как вы сказали? Почему премьера? — Грохольский, словно очнувшись, обернулся в мою сторону. — Я «Ричарда» смотрел месяц назад. — И внезапно пошел на меня, все больше возбуждаясь. — Конечно же! Все правильно!.. Проходной спектакль, несколько моментов жизни, которые только повторяются… Биологическое время короля стоит. — Он резко повернулся к Академику. — Это случайность! Ему рано умирать, он ведь еще не поехал на ту охоту… — И, увлекая Академика к двери кабинета, продолжал напирать: — Туберкулез, мышьяк — да Бог с этим со всем) Восстановим сознание — его организм сам все сделает. Давайте, давайте кровь, переливание, АИК^[57], в конце концов… ну все, что можно! Чем черт не шутит, а если действительно трансмутация, туда-обратно… Он потом сам.

В реанимации, куда мы все уже почти вбежали, я увидел Максимова. Но… Максимова ли?

Тот, кто лежал на хромированном столе, выглядел худощавее и вместе с тем крупнее. Могуче выпирали мышцы груди. Руки, мощные длани, орудовавшие, наверное, как перышком, пудовыми мечами и палицами, были покрыты старыми белесыми рубцами и свежими царапинами. Через левое плечо наискось уходил на спину безобразный бугристый шрам, под которым торчал из кожи виниловый катетер. Рыжеватая короткая, довольно ровно подстриженная борода была заляпана спекшейся кровью.

— А грим-то, грим почему? — забормотал Александр Наумович и осекся.

— Это не грим, — также шепотом ответил заведующий реанимацией, настойчиво вытеснив нас в коридор и закрывая двери, за которыми уже вновь колдовали над телом короля-крестоносца Ричарда Львиное Сердце.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

№ 7

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

^{Валентин Варламов}

Фетюков и экология

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

I. ПРО АНОДИРОВАННУЮ РЫБКУ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Покупная блесна против самодельной — тьфу, и ежу понятно. Фетюков свою сделал из серебряной ложечки от жениного приданого. Ох и уловиста! А играет! Год прошел, как толкнул ее одному хмырю, а все не забыть. Ну, негде было взять на бутылку. И хоть святое это дело, всякий скажет, — а жалко. Больше такую уж не сделать. Не из чего больше. Да и зачем? Теперь и рыбы-то такой нет, чтоб на блесну. Всякая шушера, и та перевелась. Солнце вон где, а что поймал? Одну одиночку, не разбери пойми, на глоток не разжиться.

Фетюков глянул в сетку, примотанную к железяке под мостиками. И рыбка глянула на него трезвым глазом.

— Ты че такая? — без интереса спросил он.

Рыбка махнула плавником:

— Анод с катодом перепутали. Зальют глаза-то. Отпустил бы ты меня, старче, — вяло добавила она, больше для проформы.

— В каком веке живешь? — возразил Фетюков. Щелчком отправил потухший бычок в водную гладь, пропахшую керосином, и настроил себя на приятный разговор:

— Нынче, брат, каждый под себя гребет.

— Это верно, — рыбка задумчиво похлопала жаброй. — Ну, как знаешь. Привет семье, — сказала небрежно и телепортировалась.

Фетюков обиделся. Он-то хотел по-людски. Тем более, что спешить ей некуда: вода всю дорогу. У него вон душа горит который час, а раз нету — значит, нету. Глядишь, на бутылке сговорились бы. Зачем больше-то? На завтра? Так до завтра ещё дожить надо. Нет, суматошный народ пошел. Всем некогда. А хороша блесна была…

— Слышь, — окликнули из-под мостков, — ты, что ль, о прошлом годе блесну пропил?

— Ну, — подтвердил Фетюков с неохотою и зевнул.

— Рыбка тут велела тебе передать. Ты уж извини, мужик, малость отпили, само собой.

Зеленая когтистая лапа бережно поставила на мостки флакон с одеколоном и убралась в тину.

Фетюков поболтал посудину — путем разделили, по-Божески. Аккуратно заглотнул содержимое, пожмурился: будто Христос босиком прошел! Потом глянул сквозь переливчатое стекло на уже низкое, покрасневшее солнце. Благодать… Вытряхнул законные шестнадцать капель и совсем уж было нацелил посудой в водную окружающую среду. Но передумал и бросил на бережок.

— Со мной по-хорошему, и я по-хорошему, вот и есть промеж нас экология, — заключил он, с наслаждением прислушиваясь, как мягчительное тепло разливается внутри организма. Нет, жить еще можно!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

II. СОВСЕМ ХАНА⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Ик! — сказал Фетюков, просыпаясь. И пошлепал рукой возле себя, чтобы не пролить случайно. Рука попала в холодное и липкое. Фетюков приоткрыл один глаз. Наполовину, чтоб не замутило. Рассвет играл в нефтяной луже. Бетонная плита морозила спину. На конце плиты что-то сидело.

— Ты — что? — сипло спросил Фетюков просто так.

— Ик, — ответило что-то.

— В каком смысле?

— Ну, имя такое. Сам же позвал.

— Не помню, — признался Фетюков.

— Бывает, — утешило что-то скучным голосом. Фетюков приоткрыл второй глаз:

— За душой, что ли?

— Чево? Ты ж ее пропил давно, еще перед жениным приданым!

Фетюков сел, покачиваясь. Закашлялся. Оглядел кучи искореженного железа и бетонных блоков, сброшенных так-сяк врагами народа:

— Где мы?

— На объекте. Законсервированном. Лимиты исчерпаны, — добавил Ик.

— Кем? — спросил Фетюков, не больно-то соображая зачем.