Хлеб наш солдатский

— Сначала прилетел один, — стал рассказывать офицер, — покружил в воздухе нагло так, безбоязненно и скрылся. А минут через двадцать появились три бомбардировщика. И началось! К счастью, потери минимальные. Двое раненых. Загорелся один вагон с концентратами, но мы быстро ликвидировали пожар. А обошлось без тяжелых последствий, думаю, потому, что труслив фашист стал: побросал бомбы наугад — и удирать!..

— Раненых отправили в госпиталь? — спросил я, прервав капитана.

— Отправили сразу же. Врачи говорят: вряд ли вернутся к нам.

Мы посмотрели, как идет разгрузка, побывали на складах, увидели, как хранится, распределяется продовольствие. На это ушло часа два-три. За это время погода испортилась: поднялся ветер, полил дождь. Начальник склада, провожая нас, с укором покачивал головой:

— Застрянете, как есть застрянете. Земля здесь такая: чуть дождичек — и грязь по колено.

Он предложил нам плащ-палатку, но мы категорически отказались: в машине ведь нам дождь не страшен. Вообще-то молодец капитан — у него и организация разгрузки вагонов идет как надо, и идеальный (по фронтовым условиям, конечно) порядок на складе. И сам он разворотлив, подвижен, энергичен, умеет как бы видеть сразу всех людей, заметить малейшую ошибку в их работе. Это мне и Коркунову пришлось по душе.

Разбрасывая колесами грязь, машина мчалась в сторону темнеющего впереди леса.

Когда до него осталось с полкилометра, шофер, не поворачиваясь ко мне, сказал:

— Лесом ехать небезопасно. Разной швали здесь много шатается. Есть, говорят, большие группы фашистов, пробирающихся к своим. С оружием, с минометами… Слышал, штабную машину тут обстреляли. Большого начальника какого-то ранили. Им, гадам, терять теперь нечего, знают, что живыми не вырвутся, вот и лютуют. Такие на все пойдут. А правда, товарищ полковник, что так же вот погиб командующий фронтом генерал армии Ватутин?

— Правда. Бандеровцы обстреляли машину, на которой ехал командующий, и смертельно ранили его… Ну а нам-то в объезд нельзя. Дорога одна. Надеюсь, не наскочим на фрицев. А если что, будем отбиваться: как-никак нас трое…

Чем дальше мы углублялись в лес, тем хуже становилась дорога. Несколько раз машина увязала в жидкой грязи по самые оси, и нам приходилось выталкивать ее. Вот когда мы искренне пожалели, что не воспользовались любезностью капитана и не взяли плащ-палатку.

Еще часа два изнурительной езды, и у небольшого села нас остановил широкоплечий красноармеец с автоматом на груди. Он долго и внимательно изучал наши документы, затем показал на рубленый дом с высокой черепичной крышей.

— Штаб дивизии там.

У входа в штаб у нас снова тщательно проверили документы, и сержант провел меня и заместителя к командиру дивизии генералу А. И. Максимову. В избе, куда мы зашли, было просторно. Чисто, по-домашнему уютно.

— Рад гостям, очень рад, — трясет мне руку комдив, пристально рассматривая меня. И я внимательно всматриваюсь в его лицо. Прямой нос, широкий гладкий лоб, тонкие упрямые губы, слегка выдвинутый вперед подбородок, большие голубые глаза, прикрытые длинными ресницами. «Лет тридцать пять — не больше, — подумал я. — И красив чертовски».

— Садись. Сейчас распоряжусь насчет чая. — Генерал вызвал адъютанта, приказал приготовить чай и снова повернулся ко мне: — Нам необходимо было познакомиться… Я ведь здесь недавно, не прошло и месяца, как принял дивизию… Хозяйство не из лучших, полки сильно потрепанные, давно не знают отдыха. Потихоньку все восстанавливается, прибывают свежие силы. Готовимся к новым боям. Настроение у людей самое бодрое…

Генерал говорил просто, без рисовки.

За чаем комдив активно и настойчиво расспрашивал о некоторых работниках штаба фронта, управлений, интересовался организацией продовольственного обеспечения и проявил в этом деле довольно солидные познания, что мне особенно понравилось. Я сказал ему об этом.

— Так ведь давно кончилось время, когда мы воевали на энтузиазме. Наш боец, конечно, неприхотлив, вынослив, предан своей Родине, отлично понимает обстановку. И если в первый год войны в силу сложившихся условий мы не могли обеспечить войска всем необходимым продовольствием, красноармейцы понимали это и довольствовались тем, что было. Теперь условия иные. Советские люди, хотя и с огромными трудностями, дали фронту все, что требуется для победы, в том числе и продукты питания. И от нас зависит, как мы распорядимся всем этим, как оденем и накормим людей. Да что вам об этом говорить — вы все знаете гораздо лучше меня… Но, к сожалению, живуча привычка у некоторых командиров рассуждать так: наше, мол, дело — воевать, а обо всем остальном пусть позаботятся другие. А это все остальное — питание, одежда, организация отдыха — и есть неотъемлемая часть всего, что входит в понятие «воевать». Одно немыслимо без другого…

Я с интересом наблюдал за генералом Максимовым. Заинтересовался его рассуждениями и Б. А. Коркунов.