— А к новому комдиву вы обращались? Докладывали ему, как обстоят дела на складах? — спросил я у Рожнова.
— Нет. В этом не было необходимости. Комдив сам не раз приходил ко мне, всем интересовался, обо всем расспрашивал. И людей выделил для сортировки картофеля.
Я смотрел на майора, на его бледное, осунувшееся лицо, на тонкие, костлявые руки, и мне до боли стало жалко его. Он никогда не отличался сильной комплекцией, но все-таки был, как говорится, в норме. Перенапряжение в работе, нелады в отношениях с прежним комдивом, нервные встряски явно отразились на его здоровье и внешнем виде. Горький повод для зубоскальства: начпрод самый тощий в дивизии.
— Ты не болеешь? К врачу обращался? — спросил я у Рожнова.
Тот ответил не сразу.
— Ночами плохо сплю. Кроме всех передряг здесь — пацаны у меня серьезно болеют. При эвакуации простудились, с тех пор и хандрят то один, то другой. Жена пишет, что вконец измучилась… — Кожа на худых щеках Рожнова дрогнула, чуть-чуть зарумянилась: — А вообще-то все это пройдет, Федор Семенович. Чую, что и дела с новым комдивом пойдут лучше. Он крут, но деятелен. А главное — нас стороной не обходит. С таким работать приятно…
Мы расстались с Рожновым, заверив друг друга в том, что он возьмется за дело с прежним энтузиазмом, а я буду чаще навещать его, помогать, если потребуется.
— Ну и как? — встретил нас генерал А. И. Максимов, когда мы снова появились у него. — Какое впечатление произвел на вас майор Рожнов? Хотя вы с ним давно знакомы… На меня небось обижается? Пришлось поднажать на него.
— Он прежде всего в поддержке нуждается. И именно от вас надеется ее получить. Испорчен картофель не только по его вине, — ответил я.
Генерал строго посмотрел на меня и сказал сухо:
— Знаю. Но целиком и полностью оправдывать начпрода не могу… Он отвечает за питание бойцов и пусть учится драться за каждый килограмм продовольствия, а не сваливает вину на дядю…
— Но ведь командир дивизии — не чужой дядя. Он заинтересован в том, чтобы накормить людей, обеспечить их всем необходимым не меньше, чем начпрод, скорее больше, — вставил полковник Б. А. Коркунов.
— Ладно, ладно, — примирительно улыбнулся генерал, поняв, что, кажется, хватил лишку. — С Рожновым у нас будет все в норме. Я научу его драться. Вообще-то он работник неплохой, порядок любит — это я заметил…
За окном устало светило солнце. Оно уже склонялось к горизонту, когда мы с Борисом Алексеевичем вышли на улицу. Шофер уже запустил двигатель и нетерпеливо посматривал на нас. Мысль, родившаяся у меня при разговоре с Рожновым, — побывать и у моего давнего знакомого — начпрода полка капитана П. Н. Лосева, окончательно окрепла. В самом деле, быть рядом с этим человеком, милым, голубоглазым, вечно улыбающимся Лосевым, к которому я относился с большим уважением, всегда с радостью встречал его в управлении, и не заехать к нему!..
— К Лосеву, — сказал я шоферу, назвав пункт, где располагался полк.
Проехав по лесу минут двадцать, мы оказались в небольшой деревушке. По всему было видно, что здесь недавно шли крутые бои: многие дома были разрушены, повсюду кучи обгоревших бревен, торчащие из пепла печные трубы. Домишки, которые уцелели, выглядели одиноко и сиротливо.
Миновав все караулы, мы подъехали к маленькому домику, окруженному огромными соснами. Сержант, сопровождавший нас, кивнул на едва светившиеся окна дома, предположил:
— Здесь сегодня, видно, и начальство. А вообще-то здесь живет капитан Лосев. — Он загадочно улыбнулся.
Уже в сенцах был ясно слышен возбужденный разговор. «Наверняка какое-нибудь празднество», — с неудовольствием отметил я и решительно толкнул дверь. Накурено в комнате так, что хоть топор вешай… В тусклом свете двух керосиновых ламп трудно различить лица людей, сидящих за столом.
Капитан Лосев вмиг оказался возле нас.
— Вот неожиданность! — повторял он, помогая нам раздеться. — А у нас, видите ли, событие…
К нам медленно и как-то нерешительно подошла женщина. Невысокого роста, узкоплечая, миловидная. Гладко причесанные волосы, большие удивленные глаза и ямочки на щеках делали ее похожей на девочку-подростка. Мне показалось, что я видел когда-то это лицо.
— Знакомьтесь, Федор Семенович, это Саша. — Лосев нежно посмотрел на женщину.
Я пожал протянутую мне худенькую руку, стараясь вспомнить, где все-таки я видел это лицо. И вспомнил… Однажды, когда Лосев приезжал в управление, мы вечером сидели у меня, и он рассказывал о своем детстве, о юношеских годах, о родителях, живших на родной Орловщине. Одно откровение Лосева меня тогда просто потрясло. Оказалось, что он уже многие месяцы носил на сердце такую тяжесть, какая была под силу далеко не каждому, и никто не знал, не догадывался о неизмеримом горе этого человека. Родители П. Н. Лосева и жена, с которой он прожил почти пять лет, были казнены фашистами за укрывательство партизан. В живых из всех близких капитана остались два его сына, которых ночью тайком увела из деревни молодая учительница. Так и жили они у нее…