Хлеб наш солдатский

Казалось бы, «сигнал бедствия» в первую очередь должен был поступить в наше управление, о происшествии обязаны были известить прежде всего меня. Но этот сигнал почему-то раньше прозвучал в приемной командующего и только потом дошел до меня с соответствующим «оформлением». В тот же день мне было приказано срочно прибыть к генералу А. И. Еременко, командовавшему тогда фронтом. По тому, каким тоном адъютант передал приказание, я понял, что разговор не сулит для меня ничего хорошего.

Войдя в просторный кабинет командующего, я увидел там члена Военного совета и начальника тыла фронта. Еременко, прохаживающийся вдоль длинного стола, остановился и с осуждением посмотрел на меня. Уловил я на себе и суровые взгляды других генералов.

— Как могло случиться, что на распорядительной станции заморожено несколько вагонов капусты? — резко спросил командующий. И, не дожидаясь ответа, продолжал распаленно: — Наши люди в тылу с неимоверными трудностями выращивают для нас овощи, отрывают от себя кусок хлеба, отказывают себе во всем, чтобы мы были сыты и одеты, а здесь…

— Мне еще не докладывали о причинах, товарищ командующий, — ответил я. — Немедленно разберусь и доложу вам.

— Нет, вы только послушайте, что он говорит, — повернулся Андрей Иванович к Д. С. Леонову и Д. И. Андрееву. — Ему еще не докладывали… А кто же лучше всех должен знать, что происходит на распорядительных станциях, на складах? Командующий?

Я промолчал, оправдываться, конечно, не было смысла: это, учитывая крутой характер генерала Еременко, могло лишь подлить масла в огонь.

— И в чем вы хотите разбираться? Разве и без того не ясно, что этот преступный факт — результат безответственности начальника базы?

— Я хорошо знаю начальника базы, это толковый, инициативный офицер, — сказал я.

— Толковый… Толковый! — К моему удивлению, Андрей Иванович произнес эти слова уже вполне мягко, даже с иронией. — У толковых такого не может случиться. Идите! К вечеру все выяснить…

В приемной меня задержал адъютант командующего.

— Член Военного совета просил вас задержаться, подождать его.

Я подошел к окну и, глядя на темнеющий вдали лес, стал размышлять, как могло случиться, что на станции заморозили три пульмановских вагона капусты. Это вызывало несколько недоуменных вопросов. Во-первых, погода стояла не такая уж холодная — пять-шесть градусов мороза. Во-вторых, заморожены продукты только в трех последних вагонах, в остальных полный порядок, там в сохранности картофель, морковь, бочки с помидорами. Так мне доложили… Я решил сразу же поехать на распорядительную станцию и на месте найти ответ на вопросы.

Генерал Д. С. Леонов вышел из кабинета командующего через несколько минут. По пути к машине я высказал ему свои сомнения. Дмитрий Сергеевич молча выслушал меня и отрезал:

— Разобраться надо самым тщательным образом. Доложите мне… К командующему я зайду сам.

Майор, начальник полевой фронтовой базы, встретил меня, не скрывая своей растерянности. Он уверял, что разгрузка началась сразу же, как только эшелон пришел на станцию, и что при такой благоприятной погоде за несколько часов эта несчастная капуста не могла так промерзнуть. Я спросил, почему продукты заморозились только в трех последних вагонах. Начальник базы развел руками: и сам, дескать, понять не могу.

В маленькой комнатке начальника станции мы внимательно изучали документацию: где сформирован транспорт, кто его отправитель, какие поясы он прошел, какая температура воздуха была по пути следования. Все это время майор вел себя неспокойно, суетился, нервничал, понимая, что ему грозит в случае, если беда произошла по его вине.

Потом мы прошли к вагонам, и я предложил сверить их номера с обозначенными в документах. Сначала все шло как надо: номера на вагонах и в ведомости совпадали. И только номера трех последних вагонов в документах не числились. Вывод напрашивался единственный: где-то в пути следования эшелона к нему были прицеплены вагоны, предназначенные не нам. Трудно сказать, преднамеренной или случайной была эта ошибка. Но то, что вагоны с капустой простояли на той станции, где их прицепили к нашему транспорту, не один день, было совершенно ясно. Теперь оставалось выяснить, где, в каком месте произошло переформирование эшелона, куда загнали наши вагоны и чьи прислали нам. Это было уже, как говорится, дело техники. Майор, ободренный и несколько успокоенный, обещал все немедленно выяснить и доложить мне.

Генерал Д. С. Леонов выслушал по телефону мое сообщение молча.

— Да-а-а… — неопределенно протянул он и сухо добавил: — Постарайтесь отправить вагоны тому, кто их прислал. Заготовьте письмо на имя секретаря обкома партии за моей подписью. Такое нельзя оставлять без внимания…

…Вспомнив об этом, я с уважением подумал о командире дивизии А. И. Максимове, с которым мы недавно беседовали. Конечно же, он из тех людей, которые строго умеют требовать с подчиненных, не допуская при этом субъективных оценок их действий, не оскорбляя лишней подозрительностью, непродуманными, беспочвенными обвинениями.