Хмурь

Горло отпускает. Маленькие кочки начинают выползать из-за больших, выстраиваться в полукруг передо мной. Помню, как я боялся их до одури, страшно боялся, когда они двигались, а они никогда этого не делали, если я на них смотрел. Теперь они напоминают пушистых щенков, которые хотят, чтобы с ними поиграли.

Туман плотнеет, становится темнее. Мне кажется даже, будто я слышу звук, с которым он густеет – не шорох, не шепот, не капанье, а нечто между. Человеческое ухо вообще не должно такого слышать, но я – не очень человек.

И туман становится крупной, сутуловатой фигурой Гнома, который бродит где-то нога за ногу и заложив руки за спину. Потом этот силуэт распадается, появляется другой, толкающий увязшую телегу. Этот рассыпается тоже, появляется женщина – тоненькая, с упертыми в бока руками и вздернутым носом. Привет, Птаха, думаю я и вдруг понимаю, что улыбаюсь – до того рад её видеть, такую обычную, привычную и чем-то взбудораженную. Рядом вырастает туманный Гном, большой, как медведь, рядом с маленькой Птахой, но она орет на него, и он еще больше сутулится и пятится. Да, она это может. Потом Гном и Птаха идут по берегу – вижу, как рядом колышется море, и мне становится неприятно от того, как беззаботно они идут вместе по бережку. Гуляльщики, тоже мне… А, нет, не гуляльщики. Они подходят к клетке, которая висит на куске скалы, в клетке кто-то шевелится, тянет к ним руки. Значит, танна велела снова наловить сирен, ну что ты будешь делать. А Птахе, конечно, стало не всё равно – Птаха ненавидит клетки, ага. Странно, что она вообще выжила в обители.

Потом силуэты моих друзей рассыпаются, сдутые тишиной.

– Спасибо, – говорю я.

Теперь мне неловко за то, как грубо я говорил с Хмурой стороной, но кто знает, показала бы она мне всё это, если бы я просил её по-хорошему?

Странно всё в этот раз, когда я впервые пришел к ней не как к высшей силе, всё знающей и способной дать ответы на самые важные вопросы. Я пришел к ней как… к другу? Нет, это уж слишком. Как к озерцу, которое счастливо встретилось мне на длинной-длинной дороге, и на берегу которого можно перевести дух, погрузив ноги в прохладную воду.

Подспудно я всё жду, когда Хмурая сторона даст мне понять, что я заигрался, но она не проявляет никакого недовольства, кочки перешептываются между собой, подрагивая хохолками, над мостом вдали зажигаются огни – не приглашая, лишь показывая, что они есть. И мне не давит на горло. Видно, Хмурый мир не против провести со мной еще немного времени.

Запах акации становится горьким, и я понимаю, до чего же одиноко и тревожно Хмурой стороне. Она видит слишком много всяких вещей, которых не хочет показывать нам, потому как пока сама не понимает, что с ними нужно делать.

Такое. Жуткое. Вроде кровавых лун, которые проглотят день.

– А по той ли дороге я иду? – спрашиваю я, лишь бы отвлечь её от трудных мыслей.

Как будто у меня был выбор.

Она не отвечает. Не хочет.

– С кем я иду?

Теперь она отвечает, но лучше бы снова промолчала, честное слово.

Это знание – из тех, с которыми сам Хмурый мир не знает, что делать, а я-то не знаю тем более.

Силуэты теперь сотканы не только из мглы, но и из отражения красок. Вот две огромные тетки со статью корыт – Костяха и варчиха, что идет вместе с нами. Вот бабы с детьми и мужик, похожий на писаря или даже счетовода. Ни меня, ни Медного среди теней нет.

Я вижу, как варчиху и мужика приводят в поселение варок – загорское поселение, вскоре за спуском с последней горы. Я вижу, как другие варки окружают их, тянут к ним руки, медленно смыкают плотное кольцо негодования и ненависти, и варчиха с мужчиной рассыпаются клочьями тумана, от которых зверски несёт кровью.

От этой неожиданности, от этой будничности у меня звенит в ушах. Костяха ведет их на убой. Вот просто так, со всегдашне спокойным своим выражением лица и вечными прибауточками, она просто берет и ведет их к варкам, которые убьют обоих, потому что варки не должны мешаться с людьми.

Костяха говорит, что ведет их к новой жизни, но ведет на смерть.

Мало ли гадостей я видел в трех землях края, особенно – в последние месяцы, в месяцы хмуря, но эта история просто выбивает меня из равновесия, быть может, потому как в этот раз я не пришел на место преступления вместо дознаватеря, уже зная, что зло совершилось – но здесь-то ничего не предвещало, и я сам верил Костяхе, а она, она!..

При мне нет меча, ну да не важно, уж как-нибудь без! Я – наконечник стрелы, разящей зло!

Разворачиваюсь к стоянке, но Хмурая сторона не отпускает. Вместо этого она показывает мне новую историю.