Хочешь мира — готовься к войне (СИ)

— Тогда твой блистательный план тебе придется воплощать одному? — Бек вскинул бровь, улыбаясь. — Или твоя ревность не настолько… большая?

— Томно изгибаться не буду. Показательно швыряться посудой тоже. Душить… если будет настроение. Черт… я не думал, что меня это так выбесит, — Виктор нахмурился. И правда не думал. Не подозревал совершенно, что при виде Милы, мнущей зад Бека, пытающейся прижать его в отведенных апартаментах, у него попросту снесет крышу.

— Она могла просто проверять твою реакцию, — Отабек встал и прошелся по кабинету с задумчивым видом. — Слухи о нас все равно идут. Да и следы на нас обоих очень говорящие. Нельзя давать ей и малейшей зацепки. Хорошо, что Юрка держится подальше, пока она здесь. Ибо я и ты — это только предположения, а Юрка действительно твое слабое место. Какого черта она вообще в отеле не поселилась?

— Мила была крестницей моего отца, а сам Бабичев — его другом. Она всегда останавливалась у нас, когда приезжала. Традиции и все такое. А Юрка, кажется, себе кого-то нашел. Черт, давно пора было, — Виктор проследил за его передвижениями и закусил губу. — Тихарится, но пусть. Это его дело и его право. Мы справимся со всем, даже с залетной деточкой.

Отабек хмыкнул.

— Для начала справься с Милой. Тот телефон, который ты ей подарил по приезду, был с «начинкой». И она нашего «жучка» нашла. Как только осталась в своей комнате одна, она проверила телефон.

— Умная, хитрая, уважаю, — вздохнул Никифоров. — Будь нашей — я бы порадовался, а так могу только уважать. И думать, что делать. Она теперь у нас без насекомого выходит? Хожу где хочу?

— Да как же, — Бек остановился у окна, улыбаясь как-то очень нехорошо. — Я предполагал, что она сделает что-то подобное. «Жучок» вернули, когда она ушла в душ. И знаешь… Ты ей нужен. Я видел, как она смотрит на тебя. Словно примеривается, как лучше к тебе подступиться. Не разочаруй девочку, если она полезет тебе в постель. Пусть думает, что у нее все под контролем. Женщины почему-то считают мужика своим, стоит им переспать.

— И что, с тобой тоже бывало? — поинтересовался Виктор. — Знаешь, иногда у меня складывается такое ощущение в отношении тебя.

— Я не считаю себя ответственным за бабу, которую трахнул, даже если в ее мечтах мы женимся и рожаем детишек. Я, может, и собственник, но женщины к этому не имеют никакого отношения.

— А я?

Отабек прикрыл глаза:

-Что ты хочешь услышать, Витя? Что я считаю тебя своим? — Он оглянулся, не скрывая в глазах болезненной тоски. — Я бы рад, но ты моим быть не хочешь. Я убью за тебя. И не потому, что ты Никифоров.

— Не могу, — негромко возразил тот. — Я не могу, Бек. — Виктор поднялся и подошел к нему. Ладонью обнял за шею, лбом прижался ко лбу, дыша сорвано, сквозь зубы. Потерся кончиком носа о нос, ловя его дыхание. Он молчал, но каждый его жест, все в нем говорило, буквально вопило: я и есть твой, со всеми потрохами, просто я не скажу тебе этого, потому что не могу. Потому что на самом деле это уже приговор.

Бек развернулся к нему, стиснул, сжал, ничуть не жалея.

— Ты меня ненавидишь, Витя. Почти также как любишь. Как и я тебя. Потому что без тебя, твари белобрысой, мне этот чертов мир не нужен. Ты меня сломал. Ты меня уничтожил когда-то. Как и я тебя. Мы с тобой пара больных ублюдков, которые никак не могут решиться сделать последний шаг. Тебе страшно. Ты хочешь и не хочешь услышать от меня признание, да, Витя? Наматываешь нервы на кулак себе и мне, только мне это нравится. Я проклятый мазохист, и это ты сделал меня таким. Но я не жалею. Я убью за тебя. Но и тебя когда-нибудь я тоже убью, — он говорил, шептал горячо, заполошно, почти захлебываясь воздухом и словами. Словно торопился сказать то, что кипело внутри. Не отпуская. Касаясь губами губ.

— Знаю, — беззвучно почти артикулировал Виктор. — Знаааю… — он ловил губы Отабека своими, прихватывал их зубами, задыхаясь от переполнявших его эмоций. Всегда так: невозможно находиться рядом, невероятно трудно держать себя в руках и не прикоснуться, не поцеловать, не вцепиться в плечи, не сжать, не сделать больно, чтоб услышать сорванное «Еще!»

— Если тебя не станет… Поэтому будь добр — выживи, — Отабек мазнул поцелуем по его губам и увел губы в сторону. Просто обнял, ослабив хватку, без злой страсти, почти с нежностью. Успокаивая. Согревая. Светло. Без намека на все то, о чем они говорили. Слишком редко между ними были такие моменты. Слишком.

— Ты выживи. Ты мне нужен. Очень нужен, Бека. Как воздух. — Виктор зажмурился и выдохнул. Обнял в ответ, уткнулся в плечо, вдыхая теплый горький запах мужчины. Его друга, почти-брата, любовника. Любимого.

Отабек вплел пальцы в его волосы, на секунду чувствительно потянул и почти сразу же следом — пригладил, ероша. Не хотелось говорить. Только слушать чужое дыхание и чувствовать объятия. Он стал слишком сентиментальным, но возраст, когда подобное считал слабостью, он благополучно миновал. У него почти не осталось гордости. Ее заменила цель.