Холод южных морей

Взрыв хохота молодых парней, освобождающихся от давящего душу страха, потряс кубрик. Глаза матросов засветились удалью. Сколько раз они брали рифы у парусов на самых верхушках корабельных мачт, раскачиваясь вместе с ними над бушующей бездной вспененных волн! Не счесть! А тут на тебе, испугались какого-то скрипа корпуса судна. Да ему и положено скрипеть в жестокий шторм. Кто этого не знает? И присутствие среди них капитана, первого после Бога человека на судне, было для них лучшим лекарством от подтачивающего душу страха.

И после ухода капитана на мостик все были твердо уверены, что уже ничего гибельного не могло случиться с ними в это лихое время.

– Не боись, братцы! С нашим капитаном не пропадем! – заверил всех унтер-офицер Иван Рябов, как бы подводя итог столь ободрившего их его посещения.

* * *

Когда Фаддей Фаддеевич вернулся на мостик, рассмотрели впереди судна айсберг, все пространство возле которого было покрыто островками пены, срывающейся порывами ветра с верхушек огромных волн. Но, проходя мимо него, к своему ужасу обнаружили, что это не пена, а плавающие глыбы льда, отделившиеся от ледового острова. Все сжались, ожидая удара. К счастью, прошли мимо них, не задев ни одну из льдин.

– Все, ухожу как можно дальше от этих проклятых льдов! – воскликнул капитан. – Нервов и так ни черта не осталось! – выругался он, выражая тем самым настроение всех находящихся на мостике, и приказал повернуть шлюп на северо-восток.

Видели еще несколько огромных айсбергов, но на довольно значительном расстоянии. А к вечеру ветер начал стихать, и потому прибавили парусов. В полночь же установилось полное безветрие, шел дождь со снегом. Однако чрезмерная зыбь как следствие прошедшей бури несла шлюп по своему хотению, по своему велению, и это было не менее опасно, чем шторм, так как из-за отсутствия ветра управлять судном было просто невозможно.

В полдень перестал идти снег, небо очистилось и к радости мореплавателей наконец-то выглянуло долгожданное солнце. Штурман, поколдовав с секстаном, определил широту, и оказалось, что за шесть суток непрерывной бури шлюп снесло на юг на шестьдесят две мили.

– Так вот почему я никак не мог вырваться из этих проклятых льдов! Ведь это же, как ты понимаешь, Андрюша, целая минута широты! – констатировал обрадованный Фаддей Фаддеевич. – С ума можно сойти! Теперь же все предельно ясно – скоро будем наконец-то на чистой воде! – и он порывисто обнял не менее счастливого друга.

Сегодня же, 13 марта 1820 года, прошли мимо нескольких айсбергов, один из которых был высотой 250 футов (около 80 метров), а на его краю стоял ледяной столб наподобие обелиска. В 8 часов вечера в широте 57 градусов 33 минуты прошли айсберг в форме сопки, который был последним на их пути в Порт-Жаксон.

Глава 7. Новая Голландия

При крепком ветре с порывами, дождем и большим волнением моря шлюп продолжал идти курсом на норд-ост. В 1 час пополуночи 24 марта увидели блистание молнии, чего за все время пребывания в высоких южных широтах не видали.

– Смотри, смотри, Андрюша, молнии сверкают! – горячо шептал Фаддей Фаддеевич, обняв плечо друга. – Все! Кончились кошмары ледового царства! Будем жить, дружище! Много ли человеку надо?! Сейчас бы только выспаться до одурения… – мечтательно закончил он свою тираду.

– Вот только обогнем Вандименову землю и завалимся отсыпаться аж до самого Порт-Жаксона, – с готовностью поддержал друга Андрей Петрович.

– А отметить появление земли? – отшатнувшись, недоуменно посмотрел на него капитан.

– Это само собой! – рассмеялся тот.

* * *

В полдень уже вся команда была на верхней палубе. И только моряк, долгие месяцы оторванный от земли, может понять нетерпение людей вновь ступить на нее, и если даже не ступить, то хотя бы увидеть, пусть и издалека. Это так. Но на палубе шлюпа были не просто люди, надолго оторванные от земли, а те, кто тяжким своим трудом преодолевали, казалось, бесконечные льды в стужу, леденящую руки, в снег, слепящий глаза, во мраке полярных ночей, иногда освещаемых огненными сполохами южного полярного сияния, в бури, грозящие гибелью… Нет, это были моряки уже другой, особой закалки, это были мореплаватели с большой буквы.

И Беллинсгаузен, их капитан, с высоты мостика смотрел на них, помня не только тревогу в их глазах во время бури в кубрике, но и их отвагу на верхушках мачт, когда они брали рифы на обледенелых парусах в жестокие штормы, раскачиваясь над гибельной бушующей бездной. Он гордился ими.

Потому и не удивлялся, когда они все чаще и чаще поглядывали вверх, на салинг, где впередсмотрящий вглядывался в горизонт по курсу судна, всем своим существом желая, как и они, поскорее увидеть землю.

Наконец в начале третьего часа пополудни с салинга раздался долгожданный крик:

– Виден берег!

«Виден берег», – повторял вахтенный лейтенант; «виден берег», – повторяли все, и лицо каждого светилось радостью. Скоро, очень скоро они наконец-то вдохнут неповторимый запах земли, напоенный ароматом лесов и растений.