Приближающаяся ночь увеличивала опасность, ибо мореплаватели уже успели испытать на себе, к чему может привести плавание между ледяными островами во время шторма, тем более когда темнота не дает возможности увидеть льды заранее, и они, как призраки, неожиданно вырастают прямо перед носом корабля. Ведь при сильном ветре иногда нет возможности управлять судном по своему желанию, и может случиться так, что в нужный момент не сможешь ни повернуть на ветер, ни спуститься, и тогда гибель неизбежна.
В полночь ветер, сопровождаемый дождем и снегом, все еще свирепствовал. Каждый набегающий огромный вал подымал судно на свою вершину и затем низвергал в пропасть. Шлюп находился то в прямом положении, то резко кренился на правый или левый борт. Особенно неприятно было видеть движение частей шлюпа и слышать, как они трещали.
С рассветом Андрей Петрович отвел Фаддея Фаддеевича по уходящему из-под ног мостику к его боковому ограждению.
– Мы здесь, на капитанском мостике, все видим и знаем, и то нам тяжело и морально, и физически. А в кубрике матросы только болтаются из стороны в сторону да слышат треск корпуса шлюпа. Каково им?! Ты же, Фаддей, для них сейчас и Бог, и капитан в одном лице. Сходи, пока не видно айсбергов, в жилую палубу и приободри людей. Они потом тебе за это отплатят сторицей.
Тот понимающе кивнул головой.
– Спасибо за дельный совет, Андрюша, я так, пожалуй, и сделаю.
– Встать! Смирно! – Старший унтер-офицер, стараясь печатать шаг при сильной качке, пытался по прямой приблизиться для доклада к неожиданно появившемуся в дверях кубрика капитану. – Господин капитан второго ранга!..
– Отставить! – повелительно махнул тот рукой.
– Вольно!
Фаддей Фаддеевич видел устремленные на него десятки пар глаз, полные надежды, а то и мольбы о спасении. И сердце его сжалось. «Прав был Андрюша, сто раз прав! – промелькнуло у него в голове, – они не то, что хотели, они жаждали увидеть его, услышать его ободряющий голос. Все помыслы мои сейчас устремлены на управление шлюпом, дабы уберечь его от гибели. А про матросов забыл. Ведь сейчас, в эти часы великих испытаний, выпавших и на их долю, они подобны детям, брошенными их родителем», – укорял он себя.
– Что приуныли, православные? Впервой, что ли, быть в море в такую бурю? – палуба резко накренилась от удара волны в борт шлюпа, и он только успел схватится за пиллерс, чтобы не упасть. – Буянит Нептун, владыка морской. Ишь как разошелся! – ободряюще усмехнулся капитан. – Ну, ничего, пусть себе тешится. Неужто нам, русским морякам, посланным самим государем в эти бурные воды, впервой убояться его выходок?
Лица матросов просветлели.
– Никак нет, ваше высокоблагородие, не впервой!
Капитан быстро поискал глазами говорившего. «Не все, стало быть, дрейфят», – удовлетворенно отметил он. Тот же сделал несколько неуверенных шагов по ходуном ходящей палубе и вышел вперед.
– Унтер-офицер Иван Рябов, ваше высокоблагородие!
– Рябов, Рябов… – приговаривал капитан, напряженно вглядываясь в его вроде бы знакомое лицо. И вдруг его осенило: – Уж не матрос ли ты с фрегата «Минерва»?
– Так точно, ваше высокоблагородие! Он самый! – унтер-офицер расплылся в счастливой улыбке, обернувшись к матросам: мол, узнал все-таки капитан! Вспомнил!
Матросы же, забыв про свои былые страхи, были поражены не менее его, многозначительно переглядываясь между собой. Их души согрело внимание к ним аж самого капитана, которого они и видели только что на мостике во время своих вахт. А это ох как многого стоило!
– И где же тебе, удалец, пришлось побывать в такой переделке?
– На Черном море, ваше высокоблагородие, когда шли под вашей командой к турецким берегам. Вы тогда, ваше высокоблагородие, были еще в чине капитан-лейтенанта. А я был матросом первой статьи в вахтенной смене, когда огромная волна накрыла наш фрегат и положила его на борт, – неподдельный вздох ужаса прокатился по кубрику. – Гляжу – мачты с немногими парусами полощутся в бурлящей воде – страх Божий! Все, конец! И не успел я Отче наш прошептать, прощаясь с белым светом, как вы, ваше высокоблагородие, поставили фрегат на ровный киль. Во как! – и он оглядел притихших матросов восторженным взглядом. – Так что после тех страхов мне теперича и эта буря нипочем, ваше высокоблагородие!
В это время палуба опять круто накренилась и раздался раздирающий душу треск корабельного корпуса. Все инстинктивно притихли, прислушиваясь к нему.
– Сдается мне, что у баталера нашего после этой бури не хватит запаса мыла, чтобы отстирать ваши подштанники, – от всей души рассмеялся капитан, видя их испуганные лица.