Холод южных морей

И довольный капитан под всеми парусами повел шлюп на северо-восток со скоростью девять узлов. Еще более он был доволен тем, что до темноты они видели, и то только вдали, всего два ледяных острова. А это означало, что, во-первых, больше действительно не будет возможности запастись льдом, и, во-вторых, что опасность столкновения с айсбергами в ночной темноте значительно уменьшилась.

* * *

Через сутки ветер с утра стал крепчать, а в полночь уже был так силен, что на шлюпе из множества парусов оставили только штормовые стаксели. Однако в пять часов утра шквальными порывами ветра порвало их шкоты, и остался только один штормовой стаксель на фок-мачте. Но капитан приказал поскорее спустить и его, чтобы иметь в запасе хотя бы один парус на всякий случай. Сложившееся отчаянное положение могут представить себе только те мореплаватели, которые испытали это, – шлюп остался без хода, а как следствие этого, и без управления.

Ветер ревел, волны поднимались до необыкновенной высоты, море с воздухом как будто смешалось, а треск корпуса шлюпа заглушал все остальные звуки. Шлюп остался совершенно без парусов и был брошен на произвол свирепствующей бури. И тогда Беллинсгаузен приказал растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, чтобы иметь хоть какую-то возможность, удерживая шлюп ближе к ветру, не допустить его постановки бортом к гигантским волнам, которые, играючи, могли бы положить судно на борт со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Утешались только тем, что пока не встречали ни плавающих льдов, ни айсбергов в эту ужасную бурю.

Но утром с бака закричали:

– Впереди льдины!

При этом известии всех охватил ужас, так как шлюп несло прямо на одну из них. Капитан тотчас приказал поднять уцелевший штормовой стаксель и положить руль на борт, чтобы привести шлюп к ветру. Но это не привело к желаемому результату, а так как льдина была уже совсем близко, то оставалось только с ужасом наблюдать наступления трагической развязки.

Однако льдину, к счастью, пронесло под кормой, а вот другая оказалась прямо против середины борта шлюпа, и все с напряжением ожидали рокового удара, а вахтенный офицер лейтенант Лесков, не выдержав, закрыл лицо руками. Но чудо! В самый последний момент огромная волна, вышедшая из-под шлюпа, оказалась между его бортом и льдиной и своей чудовищной силой отодвинула ту на несколько саженей и пронесла у самого борта.

Все находящиеся на мостике истово крестились и, еще окончательно не веря в спасение, шептали про себя молитву. Андрей Петрович глянул на окаменевшее лицо Фаддея Фаддеевича и положил свою руку на его, сжимавшую до боли в суставах планширь ограждения мостика. Тот вздрогнул и невидящим взглядом посмотрел на друга. Затем суровое выражение его лица смягчилось и, наконец, озарилось благодарной улыбкой.

– Спасибо, Андрюша! – сквозь завывания ветра и скрипы корпуса шлюпа проговорил Фаддей Фаддеевич. – Я только сейчас понял глубокий смысл твоих слов, произнесенных в присутствии Григория Ивановича на рейде Рио-де-Жанейро, «… если только не сгинем где-нибудь в полярных льдах». Слава Богу, что они оказались не до конца пророческими…

* * *

Буря свирепствовала по-прежнему, и вершиной одной из огромных волн ударило в конец бушприта так, что повредило его крепления. И старший офицер по приказу капитана метнулся на бак, чтобы закрепить его, цепко хватаясь руками за штормовые леера, когда водяные валы, пенясь, с шипением перекатывались через верхнюю палубу.

– Если сорвет бушприт, то фок-мачта потеряет продольное крепление и рухнет вперед, а за нею, как костяшки домино, завалятся и остальные мачты, – озабоченно пояснил Фаддей Фаддеевич.

– И тогда шлюпу вместе с командой придет конец… – заключил Андрей Петрович.

– Ты прав, Андрюша, – подтвердил капитан, – в такую бурю мы даже не сможем спустить шлюпки. Да это и бесполезно, – безнадежно махнул он рукой.

На мостике напряженно следили за матросами боцманской команды, которые, обвязав себя страховочными тросами, пытались на самом носу шлюпа, то вздымающегося вверх, к небесам, то падающего в водоворот бушующих волн, стянуть крепления бушприта талями. А те мертвой хваткой обхватывали руками скользкое дерево рангоута, прижимаясь к нему всем телом, когда пенные волны накрывали их с головой. Теперь только от них зависели жизни всех членов команды шлюпа.

И они смогли, они сделали это!

Старший офицер, тяжело ступая по скользким ступенькам трапа, поднялся на мостик.

– Крепления бушприта обтянуты, Фаддей Фаддеевич! – доложил он, устало смахнув с лица водяные брызги.

– Спасибо за работу, Иван Иванович! – и капитан крепко пожал мокрую руку своего помощника.

А Андрей Петрович обнял капитан-лейтенанта: «Это за Фаддея Фаддеевича», – шепнул он ему на ухо. И тот благодарно и понимающе улыбнулся.

* * *

В продолжение бури не было видно ни одной птицы? кроме дымчатого альбатроса, который прятался от ураганного ветра в бороздах между огромными волнами и, удерживаясь в них с распростертыми крыльями, перебирал лапами воду.