Уже смеркалось. Ко мне подплыла Галя и потянула игриво за руку.
– Ну что, Валентин, прогуляемся?
– Только недалеко, – угрюмо буркнул Чорнота.
Через несколько шагов она судорожно сжала мою кисть.
– Бегите. В парке прячутся в кустах две сотни красноармейцев и всё наше начальство. Сейчас придут брать вас в плен. Я наткнулась на того придурковатого кацапчика из военкомата, который никак от меня отстать не хочет. Он сказал, чтоб я шла домой, потому что может начаться пальба. Расспросила его ласково – он и разболтал всё.
Сегодня утром они узнали, что в милиции сплошь холодноярские бандиты. Позвонили в Чигирин, чтобы конторы не ехали, а вместо них прислали караульный батальон. Как начало темнеть, они тихонько перешли через речку[200]
в парк и теперь ждут ночи, чтобы вас окружить. Я прямо оттуда. Торопитесь.Попрощавшись с ней, бегу к Чорноте с известием. Готовимся к выходу. Делаем перекличку – нет Запорожца и Семена Зализняка. Оба должны были находиться в управе. Узнав об этом, помначмил хмурится.
– Так-так… Ну, пуля их догонит. Всем собраться! Сейчас выходим. Взять все патроны и гранаты. Из пулеметов вынуть замки. Йосип, Юрко, – зовет он нас с Оробко, – пойдем пожелаем гостю счастливо оставаться. Жаль, нет времени расспросить его. И в Холодный Яр с собой не потянешь.
Задержанный, видно, уже понял, в чьи руки попался. Сидит на топчане и смотрит на нас молча, вобрав голову в плечи. Андрий кладет ему на плечо руку.
– Ну, товарищ уполномоченный, пришло время уплатить за кровь, которой ты, должно быть, пролил немало.
Лицо чекиста перекошено от страха.
– А вы щадите наших жен и детей?
Чорнота взялся за ручку кинжала, за ним и я. (Кинжалами в милиции не щеголяли – надели только сегодня, перед отъездом.) Большевик заорал благим матом. При тусклом пламени свечи на миг сверкнули лезвия, и душа покинула тело «
Вся милиция, без двух предателей и трех человек «нейтральных», которых Чорнота велел оставить в помещении связанными, двинулась между домами в сторону поля.
В окне уполномоченного уездЧК свет не горел, на двери висел замок. Андрий вздохнул.
– Пригласил в гости, а сам ушел. Духу не хватило. Жаль… Вчера хотя бы здешних перебили бы. А так и чигиринских не дождались, и эти выскользнули.
Вместе с единомышленниками, принятыми на службу уже в Каменке, было нас двадцать три человека. Переход оказался тяжел, ведь все набрали полные руки оружия и боеприпасов. Когда железная дорога осталась позади и мы шли в чистом поле, из города послышались выстрелы. Караульный батальон атаковал беззащитное управление милиции[201]
.V
Глухими тропами в Матронинский монастырь стекались повстанческие группы. Около десяти утра[202]
лужайки у вала и между церквами пестрели от восьмисот с лишним человек. Всюду царило оживление. Штаб Холодного Яра разместился на лавке у могилы Компанийца. Весна уже вступила в свои права, и боевики с улыбкой поглядывали на старого друга – зеленевший вокруг монастыря лес.Когда стало ясно, что прибыли все, прокричали общий сбор. Иван Деркач встал на лавку.
– Братья! Я позвал вас, чтобы порадовать свежими новостями. Наша армия, в союзе с польской, перешла в общее наступление на восток – против советов[203]
.Волна шапок и ружей взмыла над собранием, и атамана заглушило восторженное, гулкое «слава!» Как на похоронах Компанийца, его подхватили эхом овраги. Деркач успокоил толпу движением руки.
– На юге тоже каша заварилась[204]
. Пришла весна, которую мы все так ждали, а с ней возродилась надежда на вызволение Украины от лютого врага. Пусть никто не думает, что задача эта простая. Красные заброды биться будут жестоко. Голодная Россия от украинского хлеба легко не отступится. Война пойдет не на жизнь, а на смерть. Да ведь нас этим не напугаешь. Мы драться привыкли.В прошлом году наша армия была разбита, потому что украинцы махнули рукой на борьбу за свой дом и свое государство. Теперь враг стал крепче, и войска нам не хватает. Выйти на бой за Украину должен сам народ. Должны мы с вами! Люди, которые в том году развесили уши перед большевицкими агентами и ждали красных «освободителей» из России, уже поняли, какие это друзья.