– Совсем не волнует. Вы сюда не гордиться приехали. А помочь мне победить, – отрезал король.
– Вообще-то, это недобровольное путешествие, а у нас с вами сделка, – напомнила я.
– Если хотите обрести свободу, вам необходимо подружиться с Витторино. – Король повернулся ко мне вполоборота. В профиль он вдруг чем-то напомнил своего отца, и я отступила назад. – И еще вам следовало бы устроить собрание для дам, чтобы перезнакомиться с ними. Жены часто руководят мужьями, а вам нужны сторонницы.
– На этом все? – холодно спросила я.
Его менторский тон начинал меня раздражать. Хорошее настроение улетучивалось. Те же самые слова можно сказать иначе, без резкого и равнодушного тона, без надменности в лице. И они прозвучат иначе. Хотелось снова заорать, что я не намерена ему подчиняться. Я еле сдерживалась.
– И еще вам надо угомонить леди Сандру, вы же не надеетесь завоевать расположение совета, подложив под него свою фрейлину?
– Да как вы смеете! Сандра лишь кокетничала с ними.
– Как и со мной пыталась, видимо. Вам следует…
– Это вам следует перестать диктовать мне, что делать, а чего не делать!!!
Мой вопль, казалось, несколько раз пронесся по комнате, король вдруг резко повернулся ко мне. Я сжала кулаки на случай, если он вздумает меня ударить. Все тело напряглось, готовое к стычке или спору.
– Хорошо, – кивнул Генрих.
Я опешила.
– То есть как это – хорошо?
– Не хотите, не делайте. Я не собираюсь вас заставлять. Это был совет, леди Эллен, а не приказ. Сожалею, если я не так выразился.
Наверно, на моем лице отразилось полное недоумение.
– Простите, что разочаровал… – Он прошелся по комнате, положил ладони на спинку кресла и продолжил, не глядя на меня: – Эллен, я не ваш отец. Если вы до сих пор не поняли, я принял ваши правила игры: мы муж и жена, пока идет эта война, после победы я отпускаю вас в другой мир. Я не собираюсь вас ломать и перестраивать под себя.
– Только потому, что я ваша жена лишь временно? – с подозрением спросила я.
Разговор принимал неприятный для меня поворот. Я выглядела капризной, а не восстающей против власти мужа женщиной. Ярость начала сбавлять обороты. Похоже, Генрих был осведомлен о деталях моего противостояния с отцом. Я, наверное, со стороны кажусь ему психованной девицей. Постепенно становилось стыдно.
– Нет. Я не стану творить с вами то, что творил ваш отец, просто потому, что не собираюсь перевоспитывать. Оставайтесь собой. Но и мне позвольте быть таким, какой я есть.
– Я, похоже, ошиблась, ваше величество. Простите меня. Отец подавлял меня и говорил, что мой муж будет делать то же самое. Я поставила знак равенства между вами обоими, не узнав вас. Мне неловко…
Я опустила голову и совершенно неожиданно для самой себя заплакала, потому что вся горечь детских унижений вдруг всколыхнулась в душе удушливой волной.
– Прекрасно вас понимаю, Эллен… – Голос Генриха вдруг стал человеческим, бархатистым, полным чувств. – Мой отец был жесток со своими женами. И я наблюдал за тем, как они ненавидели его и предпочитали смерть жизни с ним. Я не хочу, чтобы моя жена, настоящая или нет, жила в аду и ненавидела меня.
– Значит, стань я женой вашего отца, он не пожалел бы меня. В мои пятнадцать лет…
Генрих отвернулся, опустил голову и долго стоял так, прежде чем ответить. Я видела, что разговор дается ему нелегко. Даже голос выдавал его волнение. Мы коснулись темы, болезненной для нас обоих. Еще никогда прежде, даже глядя в глаза друг другу, мы не были так по-страшному откровенны, как теперь, когда стояли далеко, не видя лиц друг друга.
– Я рад, что вы тогда сбежали!.. – В голосе короля звенела боль. – Вы действительно спасли себя от гибели. С вашим своевольным характером вы бы не вынесли и недели с моим отцом.
– Подождите-ка… Но жены короля Карла умирали из-за болезни и родов…
– Официальная версия, – сухо откликнулся Генрих. – Моя мать вскрыла себе вены, а четвертая жена повесилась, когда отец пришел к ней вскоре после родов и, несмотря на ее мольбы и слезы, исполнил… свой супружеский долг.
Мороз пробежал у меня по коже.
– А вы…
– А я… наследный принц, – горько прозвучал ответ. – И в те моменты, когда мой отец оставался без жены, он принимался за воспитание сына. В основном через наказание.
Так мы с ним оба пострадавшие стороны… Я-то думала, он мерзавец и сухарь, а оказалось, что Генрих научился прятать свои истинные чувства за маской равнодушия из-за деспотичного отца.
– Мне очень жаль… Я не знала…
Я сделала к нему шаг. Не знаю, что я хотела: подойти ли поближе или даже положить руку ему на плечо, но он повернулся и смерил меня одним из своих равнодушных и холодных взглядов, от которых меня особенно передергивало.
– Идите к себе, леди Эллен. Доброй ночи.