Холоп августейшего демократа

— Тихо, женщина! Не перестанешь блажить, велю выпороть и в ручье охолонуть, — приняв разинскую позу справедливого судьи, изрёк Макута. — Митрич, дай ей воды!

Пока несчастная, глотая воду, стучала о края кружки зуба­ми, преследовавшие её мужики, один из которых оказался ей мужем, а второй родным братом, невпопад, перебивая друг дру­га, принялись было объяснять главарю, что там, у них в посёл­ке, приключилось.

— Бабы все всполошились, а заводилы — старухи, некоторые волосы на себе дерут, а он её схитил... — блажил брат таким же въедливым и тонким, как у сестры, голосочком, хотя сам из себя был подобен медведю.

— Да никого он не исхищал, — вклинился басами муж, по фигуре и повадкам полная противоположность шурину, — он её сам решил схоронить, оттого, что любовь в нём ещё...

— Нехристи, супостаты, кары на вас никакой нет, — не вы­держала женщина, — кака така любовь, коли тело уже остыло и погребения требует...

Из посёлка всё подходил и подходил народ. Страшась ата­мана, шли молчаливо, бочком, насупленно да набычась, только бабы негромко скулили и всхлипывали, уткнувшись в спины мужиков.

«Только мне смуты сегодня и не хватало!» — подумал Ма­кута, оценивающе оглядывая собравшихся. Судя по всему, дело начинало приобретать серьёзный оборот.

— Так, вы трое, с глаз моих вон! Вот ты, старая, — он ткнул пальцем в стоявшую с краю высохшую и сгорбленную временем старуху — подойди ближе, мать. Чья ты будешь?

— Пуркина я! Вдовствующая атаманша, мать бандита, дочь бандита, бабка бандита и пробабака бандитская.

— Ну, здорова честная жена, почёт и уважение твоему роду, выходит, я когда-то у отца твоего, Гульсараса, в подруч­ных хаживал.

— Может, оно и так, атаман, только не по-нашенски ныне твой любимец Сар-мэн поступил! Нехорошо это, и люди все видели.

— Да что ж это вы меня ныне мутузите! Что стряслось-то у вас, почто такой переполох? Хоть ты, мать честных разбойников, мне разъясни толком! Где сам Сар-мэн?

— Не крути головой, ватажник, нет его среди нас! Небось, где-то в укромном местечке твой любимец со своими подручны­ми, а что оне там вытворяют с телом бедной бабы, одному Госпо­ду известно, — народ за её спиной неодобрительно загудел.

Не любил Макута этого шуму, потому как очень хорошо знал ему цену и, не перебивая старуху, грозно поднял вверх руку.

— Токмо мы обмыли эту девку, с которой намедни атаман ночью миловался, обтёрли её маслицем пахучим и уже обряжать собрались, яко двери нашей баньки настежь бряк — и сам атаман ввалился, на всех волчьими очами зыркнул, молча накрыл девку какой-то тряпкой навроде марли, взвалил на себя и ходу. Мы в крик да за ним, а хрен — там двери подпёрли. Все-то воют, а я к оконцу, гляжу — трое их: охальник наш, пленник, что в Чулым наместником послали, и ещё один мне не знакомый, но позже его обознали яко холопа помещицы Званской. Вот они и уволокли бедное тело...

— А куцы? — удивлённо воскликнул атаман.

— Да суды, к задам энтого дому! — указала морщинистым пальцем старуха.

— Митрич, троих с собой и обшарь жилище. Кого найдёшь, мигом ко мне. А вы, честной лесной народ, расходитесь по своим нуждам, оставьте старуху Пуркину и двух-трёх десятников, еже­ли что важное будет, в набат кликну.

Толпа хоть и нехотя, но помалу стала разбредаться, и минут через пять у крыльца, словно сиротливые листвяки, на сопке остались лишь те, кому велено было остаться.

— Ну чё вы там, как неродные, внизу трётесь, подымайтесь ко мне да присядьте, — устало поднял руку атаман. — Ну так с чего эт ты придумала, что для надругательств атаман девку-то уволок?

— А чё ж мне думать-то, коли он как заграбастывал её, всё шептал, как не в себе: ...прости, прости, мол, не долюбил я тебя, милая, потерпи малешко, потерпи я всё исправлю...» — умом он, видать, тронулся, а тех двух силком принудил! Ох, чует моё серд­це, добром это не кончится.

«Да, час от часу не легче, одно хоть радует — накидка на­шлась, без позора обойдётся, — выслушав почётную разбой­ницу, прикидывал Бей. Остальное им услышанное ну никак не желало укладываться в голове. — Зачем Сар-мэну понадобился труп девушки? Что значат его слова про то, что он её долюбит? И главное, где они? То, что их в доме нет, он был почти уверен. Уж не такие это хоромы, чтобы в них можно было затаиться, да и как человек тайги и гор он бы обязательно учуял их, будь они здесь».

Через какое-то время прибежали запыхавшиеся бандиты.

— Пусто, атаман! — был их вердикт.

— Бесовщина какая-то! Берите выборных и ещё раз обшарь­те всё, с подвалов до чердака! Ищите, коль люди видели, что они в дом побегли, знать, где-то здесь и упрятались, ищите, мать вашу! — Макута раздражённо топнул ногой и онемел. Из горни­цы, откуда только что вернулись после безрезультатных поисков его люди, вышел похудевший, какой-то загадочно просветлён­ный Сар-мэн и два его подельника.

— Где девка? — севшим от неожиданности голосом спросил атаман.