Холоп-ополченец [Книга 1]

Царские войска широким станом облегли стены Калуги, где укрепился Болотников со своим ополчением. Казаки отбили первые приступы, и теперь воеводы рассчитывали взять город измором, не тратя пороха.

От нечего делать стрельцы целыми днями переругивались с казаками, державшими караул на городских стенах.

— Эй, вы, калуцкие воры, примайте посла! — крикнули раз с поля, — из-за моря к вам посланный. Мотрите, не пальните, человек надобный, самому королю ответите.

— Нам что, не жалко, пущай идет. Только назад не пустим.

Когда вслед за тем из кучки стрельцов вышла нескладная фигура шведа, на валу раздался хохот.

— Эй, вы! Где вы этакого журавля пымали? — кричали казаки.

Поверх куцого кафтана на аптекаре был надет полушубок, а на ноги какой-то добрый человек дал ему стоптанные валенки. Но тулуп был ему короток, и выше валенок видны были тощие ноги. Он широко шагал, и полы тулупа взмахивали, точно крылья неуклюжей птицы.

— Журавель, а журавель! Отколь прилетел? Хошь пшена поклевать? — кричали со стен.

Не отвечая, аптекарь торопливо вошел в слегка приоткрывшиеся перед ним ворота.

Он очутился на занесенном снегом пустыре, где в беспорядке были раскиданы зарядные ящики с каменными ядрами, распряженные сани, занесенные снегом кучи мусора. Должно быть, раньше горожане сваливали сюда домашние отбросы. Несколько баб и сейчас вываливали в стороне бадьи с мусором. Городские ребятишки устроили себе здесь же снежную гору и с визгом и хохотом скатывались с нее, кто на облитых водой и заледеневших досочках, кто на обрывках войлока, а кто просто присев на корточки. Другие мальчишки облепили тучей кучку казаков, сменившихся с караула и с увлечением игравших в зернь.

Никому из караульных, видимо, не пришло в голову, что послы не приходят пешком в одиночку. Они только с веселым удивлением оглядывали неуклюжего аптекаря.

Фидлер тоже с удивлением оглядывался. Сделав несколько шагов по пустырю, он даже слегка попятился, точно не туда попал.

Караульные окружили его кучкой и пересмеивались.

— Это что там? — неопределенно махнул Фидлер вперед, где виднелись почерневшие домишки, а за ними кое-где высились золотые луковки городских церквей.

— Ты про чего это? — переспросил седобородый серьезный казак, должно быть, из мужиков. — Город там, Калуга. Аль не знаешь, куда пришел?

— А стан Иван Болотников где? — продолжал спрашивать аптекарь.

Казаки кругом засмеялись.

— А тут и стоим мы, в городу, стало быть, — пояснил тот же казак. — Кто к себе кого пустил. Я вон неподалеку стою. В той вон избе, с краю. Вон и баба моя вышла с ведром, хозяйка, стало быть. Вишь, девчонка за подол держится, — словоохотливо объяснял казак.

— Девчонка? — переспросил Фидлер. — Твоя дочка?

Казаки кругом еще громче захохотали.

— Кирюха, ты, гляди, дочку завел. Ишь, прыткий какой! — крикнул кто-то.

Но седобородый казак сердито отмахнулся и опять обратился к аптекарю.

— Вишь ты, беспонятный какой. Пошто моя дочка? Бабы, мол, той, у кого я стою, с той избы хозяйки. Ейная мол, девчонка. Трое у ней — дочка, да вон двое мальчишек с горы катаются.

— А ты казак? — продолжал спрашивать Фидлер.

— Казак, — с гордостью произнес седобородый. — Сам-то я по себе холоп был князя Воротынского.

— Воротынского? — переспросил Фидлер.

— Кокарева мы спервоначалу были, — охотно пояснил мужик. — А Воротынский князь неподалеку там живет, в Княгинине. Ну, и купил он нас, двадцать семей мужиков купил, на своз.

— Как? Кого купил? Не понимай я, — спросил Фидлер. — Какой воз купил?

— Зачем воз? — удивился казак. — Мужиков, говорю, купил двадцать семей на своз. Чтобы, значит, в его вотчину перегнать.

Аптекарь смотрел, широко раскрыв сумрачные глаза. Он не выезжал из Москвы и первый раз встретил деревенского мужика.

— А ты не хотел от того Кокарев уходить и у Воротынского служить? — спросил он казака.

— Вестимо, не хотел, — ответил словоохотливый мужик. — У Кокарева-то мы ничего жили, справно. А у Воротынского управитель чистый зверь вышел.

— Ну, ну, — понукал Фидлер, — говори, почему зверь?

— Да как же, — охотно продолжал мужик, не замечая, что остальные казаки, толпившиеся вокруг, постепенно разошлись. — Бабу мою в огород гонял полоть, как на сносях была. Скинула она мертвенького, да и сама померла. Бабы-то не стало, дак он девчонку почал гонять, по двенадцатому году. Вовсе загонял. А малые ребята одни оставались. На пахоте я был, мальчонку по второму году свинья загрызла. Ну, я поглядел, поглядел, да и ударился в бега, на Северскую Украйну. Не словили, слава господу. А там в казаки взяли. А там как раз… — Только тут он заметил, что все казаки разошлись, — должно быть, они не первый раз слушали его рассказ, — и он остался один с аптекарем.

Он смущенно замолчал. Но Фидлер окликнул его:

— Ну, говори, что потом был?