— С Пчельни. Побили мы их там, сметы нет, — ответил он хвастливо, хоть и слабым голосом. — Ай-яй! — застонал он, приподымая левой рукой правую. — Дьявол долгополый рубнул меня, чуть руку напрочь не отсек, а сам наутек. Я было за им, а конь-то мой как поворотит, да взад. Думаю, до деревни доскачу, бабка там какая травки приложит да пошепчет, кровь-то уймется, я и догоню наших.
— Вот деревня, Брыкино, кажись, держи туда. А далече до Пчельни-то? — спросил Михайла.
— Недалече, вон по-за той рощей сразу увидаете.
Михайла опять погнал лошадь. Как только дорога вошла в рощу, они сразу заслышали какие-то звуки, которых раньше не слышно было. Точно роща стонала и охала. День уже клонился к вечеру, набежали тучи, в роще было сумрачно. Не проехали они и десятка сажен, как Невежка дернул Михайлу за полу и, придерживая лошадь, испуганно зашептал ему:
— Слышь ты, Михалка, нечисто тут, лес-то, может, заговоренный какой. Аль не слышишь? Воет, окликает. Не иначе как лесовик тут озорует. Может, душит кого. Чуешь? Чуешь?
Из леса, в самом деле, неслись какие-то стоны, какое-то неясное бормотанье.
— Погодь ты! — отстранил его Михайла. — Може, и не лесовик вовсе.
Но тут Невежка крикнул:
— Гляди, гляди — ползет чего-то!
И, дернув лошадь, он круто поворотил ее назад.
Михайла, сам перепуганный, изо всех сил всматривался в землю между кустами, где, правда, шевелилось, ползло и стонало что-то большое.
— Эй ты, отзовись! — крикнул Михайла. — Чего ты?..
— Помоги, добрый человек! Помираю. Ай-яй, силушки моей нету.
— Да кто ж тебя? — спросил Михайла.
— Казаки, черти. Вовсе изрубили. Конец мой приходит…
— Царица небесная! Так ты в страженье был! — крикнул Михайла. Невежка так напугал его нечистой силой, что про сраженье он и не вспомнил. — Невежка! — крикнул он, оглядываясь, — Невежка! Какой лесовик! Раненый тут, с бою.
— Не один я тут, — охая говорил стрелец. — Перебили наших, черти окаянные, без числа. Воевод побили. Которые наутек пустились, и они, черти, за ними. Пить больно охота. Вот до леса и дополз. Ой, помираю, помоги, добрый человек!
Михайла оглянулся.
— Где ж я тебе пить-то возьму? Нету у меня. Вот хлебца, коли хошь, есть в кошеле.
Михайла достал мешок и стал развязывать. Сзади к нему робко подъезжал Невежка.
— Ты чего, Михалка? — спросил он. — Аль не лесовик?
— Какой лесовик! Стрельцов наши казаки побили, — со смехом сказал Михайла. — Ишь, приползли в лес. Гляди. Вот и стонут.
Невежка с сомненьем приглядывался к раненому, корчившемуся на земле.
— И то стрелец, — пробормотал он. — А там, гляди, казак будто.
В некотором расстоянии полз, упираясь локтем и коленом, ражий казак с нависшим на лоб чубом.
— Эй, дядя! — окликнул его Михайла. — Конь-то твой где ж? Я б тебя подсадил.
— Застрелили, черти, коня, — заговорил казак, пытаясь встать, но опять со стоном упал на землю. — Пуля ему в ухо прямо. Так и рухнул, и ногу мне, видать, сломил — не встать.
— А, може, не сломил, може, свернул лишь, — сказал Невежка, соскакивая на землю. — Ну-ка, Михалка, подсоби.
Михайла тоже соскочил с лошади и подошел к казаку.
— Придержи-ка его, — сказал Невежка, — да покрепче смотри. А я за ногу-то потяну. Може, она на место станет.
Михайла стал на колено и плотно обхватил казака.
— Ну, держись теперь, — пробормотал Невежка и изо всех сил потянул подвернутую в колене ногу.
Казак взвыл, в колене что-то хрустнуло, но нога выпрямилась.
— Ну полежи, покуда отойдешь малость, а там, може, и встанешь. Вот погоди, я тебе клюку приспособлю.
Невежка оглянулся, выбрал молодую тонкую осинку, достал из-за пояса нож, срезал ее под корень, быстро обломил верхушку, срезал ветки и положил около казака.
Стрелец затих, следя за леченьем казака. Но теперь и он опять застонал, стараясь привлечь к себе внимание.
— Пи-ить, пи-ить! — стонал он жалобно.
— Вишь, пить просит, — сказал Михайла.
— Так то ж стрелец, — проговорил Невежка. — Так им и надо, дьяволам!
— На, лови, — сказал Михайла и швырнул стрельцу ломоть хлеба. — Ну, Невежка, едем, что ль, живей. Гляди, гляди! — прибавил он. — Да их тут еще набралось.
Действительно, из лесу на дорогу с разных сторон ползли окровавленные, изувеченные люди. Все они стонали, жаловались, умоляли о помощи, завидев здоровых людей на лошадях.
— Стрельцы всё, — сказал Невежка, обращаясь к казаку. — Ишь вы их перекалечили, молодцы!
— Будут помнить! — злорадно пробормотал казак. — Ну-ка, милый человек, помоги-ка, може, встану.
Михайла и Невежка подхватили с двух сторон казака, и Невежка сунул ему в руки палку.
Казак охнул, но расправил ногу и со стоном оперся на нее.
— Спасибо, добрый человек, — сказал он, шагнув. — Гляди-ка! Выправил. Куда мне теперь? Не оставаться ж с ими, — кивнул он на стрельцов.
— Ну, слушай, — сказал Михайла, — мы за вашими следом едем. Хошь я тебя из лесу вывезу? Може, мы там какого конька раздобудем. А нет, так спущу тебя. Добирайся пеший. Мне время нет. Садись пока на круп. Подсоби ему, Невежка.
Михайла вскочил в седло, и казак, с помощью Невежки, взгромоздился позади него на спину лошади.