На секунду замираю, как есть, наклонившись, чтобы снять туфлю. Страх расстроить маму настолько силен, что я, даже понимая, насколько необоснованны ее ко мне претензии, леденею.
— И тебе, мам, доброе утро.
Никому… Никому не позволю его испортить! Это, может, вообще лучшее утро за всю мою жизнь. У меня губы горят, горят щеки, и все внутри горит, потому что Бекетов… Господи, как бы это помягче сказать? Всю ночь с меня не слезал. За исключением разве что того раза, когда в пылу любовного угара сверху в какой-то момент оказалась я. Абсолютно дезориентированная. Жаждущая и бесстыжая.
Дрожащими руками отставляю туфли. Голова кружится. Кажется, у меня серьезно упал уровень глюкозы в крови. Все тело ломит. Я совершенно не привыкла к таким нагрузкам. Губы растягиваются в глупую мечтательную улыбку. Чаю бы сладкого. И что-то поесть. Иду в кухню, мать устремляется следом, не давая мне отдышаться:
— Вряд ли оно доброе. Я всю ночь не спала. Чем ты думала, когда позволила этому уголовнику остаться наедине с Давой? Тем более в такой ситуации, Сара!
Наливаю в чайник воды. Руки трясутся. Но это все-таки приятная слабость. Проигнорировав последнюю оговорку, дотошно уточняю:
— Ты сейчас о моем отце?
— Какой он тебе отец?!
— Прости, я не знаю этому другого определения.
— Сара, тебе не нужно общаться с этим человеком, поверь!
— Почему?
— А почему ты против того, чтобы Давид общался со своим непутевым папаней?
— Это другое. — Сощуриваюсь.
— Это то же самое! Ты хочешь оградить своего ребенка от общения с тем, кто этого самого общения недостоин, я тоже хочу! Кстати, какого черта я должна узнавать от посторонних, что этот козел объявился?
— Да я как-то не придала этому значения, — пожимаю плечами.
— А надо было придать! И не допустить их встречи с Давидом.
— Каким образом? — чайник кипит, и я потихоньку закипаю тоже. Надеясь, что привычные действия хоть немного меня успокоят, обдаю заварник кипятком. — Натравить на Валерку ментов, как ты — на отца? — искоса смотрю на мать.
— Только не говори, что осуждаешь! Я защищала вас как могла.
— От чего, мам? Мы просто общаемся.
— Общаются они…
Изящным движением маман выбивает сигарету из пачки и дергает на себя створку форточки. Я готова поклясться, что ее руки дрожат.
— Он ведь не бросал меня. И тебя не насиловал, правда? Ты сама решила не говорить отцу о своей беременности.
— Потому что он использовал меня, дуру! Этого мало?
— Мам, ты прости, но я просто не верю, что ты не допускала такого варианта, когда… хм, была с ним.
Я старательно подбираю слова, но все напрасно. Мать будто вообще меня не слышит и гнет свое:
— Разве я мало тебя любила? Разве мало тебе дала?
— Нет, конечно!
— Тогда зачем тебе он? Боже, Сара! Георгий ведь не святой.
— Могу представить… Но тебя же это не остановило.
— Любовь зла!
— Ты из-за этого не давала мне строить отношения с мужчинами? — как можно мягче интересуюсь я. — Боялась, что мне непременно разобьют сердце?
— Я? Не давала?!
— Не-а. Да и сама так и не вышла замуж, — бью наобум, но по тому, как старательно мама отводит глаза, понимаю, что попала в яблочко.
— Это-то тут при чем?
— Не знаю. Может, ты так сильно его любила?
— Ну что ты у меня за романтичная дурочка, Сарка? Много чести ему — любить всю жизнь.
— Перестань… — Морщусь. — Мне тридцать один год, а ты со мной как с ребенком общаешься.
— Потому что ты несешь чепуху. Кстати, куда это ты так вырядилась?
Я до сих пор в том самом платье. Закусив губу, вспоминаю, как Бекетов помогал мне его надеть. И сколько раз прерывался, чтобы поцеловать выступающие позвонки. Я не знала, что там, между лопаток, у меня настолько чувствительная зона.
— Мы были на дне рождения у отца Сергея.
— Да ты что? — мать тушит сигарету. — И как?
— Хорошо, — улыбаюсь, — меня приняли вполне доброжелательно.
— Ну-ну. Надолго ли хватит этой доброжелательности?
— Мам, ты опять за свое? Чего ты хочешь? — на эмоциях взмахиваю руками. — Добить мою самооценку?
— Я хочу тебя уберечь.
— У нас с Сергеем все нормально. Прямо сейчас если что и причиняет мне боль, то исключительно твое отношение.
— Вот и береги это!
— Я и берегу!
— Налаживая контакт с папаней-уголовником? Тебе напомнить, кто родители Бекетова? Как думаешь, они сильно обрадуются, когда узнают, с чьей дочерью встречается их сын?
Растерянно хлопаю глазами. Если честно, я совсем об этом не думала. Господи, да рядом с Сергеем я вообще не думаю ни о чем…
— Пойду Даву подниму, — отворачиваюсь.
— Он пошел на пробежку. Совсем ты во времени потерялась, Сарка.
Да… Да. Потерялась. Боже!
— Тогда я в душ.