Вьюга себе на блюдо огромную жареную курицу положила, запечённого в специальной обливе пятикилограммового карпа, салатов всяких разных набухала, грибов жаренных и солёных, сало шести сортов -- словом, всякой всячины помаленьку.
Нелепо, конечно, смотреть, как стройная и хрупкая девушка, тонкая как тростиночка придумала всё это съесть. А вот поди ж ты!
А вот Метлуша мало себе еды положила. Разве что салатика маленько и грибков солёных чуть-чуть.
Скажу тебе, как только Метлуха стала чужие жизни беречь, сразу у неё и кровь стала меняться. Теперь она не синюшная, а розоватая какая-то. И уже не холодная, а чуть-чуть тёплая. Ну, ты это уже знаешь.
Ледовитки с жадностью на еду набросились, а Аноха к Прижмуру придвинулся, угодливо ему разные кушанья предлагает, в глаза заглядывает.
-- Вы уж, пожалуйста, моих волков не трогайте, -- ласково обнимая глазами, лебезил он. -- Любое зверьё берите, не жалко, хоть всех уничтожьте. А волки мои особых кровей. На вид они, может, только ростом отличаются, но много у них способностей необычных. По всей Земле таких уникальных нет. Я не одну сотню лет потратил, чтобы породу Зеленского вывести. Столько труда, столько труда!
Прижмур свысока на лесовина посмотрел и насмешливо процедил:
-- Что ж мне теперь... выбирать, что ли? Какие они, твои волки? Вот эти, что ли? -- и указал на певунов, сиротливо забившихся в уголок.
-- Ага, они, -- закивал головой Аноха, -- видите, какая осанка, стать? Голоса вас, конечно, поразили. Да и всех волков поберечь надо. Очень уж это полезное животное, краса леса...
-- Рад бы помочь, но гарантий дать не могу. Новую я чудо-болезнь придумал, и как она себя поведёт, пока не знаю... Здесь она у меня... -- Прижмур поставил себе на колени свой чемоданчик, горделиво погладил его по бокам. -- Это мой великий научный труд! И скоро я свою задумку испытаю... А твой край мне для разминки понадобится.
Аноха испуганно покосился на чемодан, а Прижмур важно приосанился и говорит:
-- Ты не бойся, я не смертельную болезнь разработал. Мне это неинтересно, -- и вдруг лицо его злобой скривило, очки набок свалились, и он зашипел, глядя перед собой пустыми глазами: -- Моя болезнь особенная, посерьёзней твоей смерти будет, посерьёзней... От неё долго мучиться придётся...
Уж насколько Ледовитки злые, а даже им не по себе стало. Жевать перестали, а у Вьюги и вовсе всякий аппетит пропал. Однако Путерга быстро опомнилась и восхищённо говорит:
-- Учитесь, доченьки, как лиходей красиво приосанился!
-- Вот вы, мама, на таких красавцев и любуйтесь, -- сказала Метлуха и встала, -- а я здесь больше находиться не могу.
-- Сиди! -- прикрикнула на неё Путерга. -- Совесть имей, перед гостями неудобно!
Услышал Аноха про новую болезнь и разволновался не на шутку.
-- Как же так?.. -- потерянно тихо прошелестел он. -- А вдруг волки пострадают? Как же так?..
Прижмур очнулся и говорит:
-- Заодно и проверим, какие твои волки крепкие.
-- Зачем же на волках проверять? -- чуть не плача спросил Аноха. -- Разве других мало?
Прижмур насмешливо скривился и говорит:
-- Дорогой мой, если свою пандемию напущу, никто не спасётся. Они же друг друга заражать будут. Все передохнут, и ищи-свищи твоих волков.
-- А я их подальше уведу, спрячу в укромном месте... надолго к нам?
-- Эх, простота... Где же им от меня спрятаться? Ну, прячь, прячь...
-- Может, какая-нибудь вакцина есть? Я бы... с моей стороны хорошее вознаграждение...
-- Есть вакцина, а как же... -- Отрутник прищурился, раздумчиво глядя на Аноху, вздохнул и говорит: -- Только я за неё дорого спрошу...
Загрустил Аноха. Что и говорить, о жадности Прижмура легенды ходят.
За прошедший час Путерга и Вьюга потолстели сильно. Одна только Метлуха нисколько не изменилась. Вьюга разбухла страшно, щёки отвисли, а шеи и вовсе не стало -- ну, чистая медведица.
И это, слышь-ка, только начало. Перекусили малость -- это называется. Вьюге вдруг опять петь захотелось. Прошла она к роялю и новую песню объявила. Торжественно и на стул опустилась. В тот же миг раздался страшный треск и стул не просто подломился, а рассыпался, как будто на него многотонную болванку обрушили. Вьюга разругалась, беспомощно барахтаясь на полу.
Аноха не сдержался и засмеялся мелким, ехидным смешком. Путерга на него прикрикнула:
-- А ну цыц! Доченька чуть не убилась, а он зубы скалит! -- и к Вьюге кинулась. -- Доча, не ушиблась? Это что за небель такая?! Это кто её такую трухлявую нам подсунул?!
Усадила дочку опять за стол и на Аноху напустилась.
-- Ишь, смешно ему! Лучше бы за лесом смотрел. Вот ты мне скажи: лесной ты голова ально кто?
-- Ну, голова... -- промямлил Аноха.
-- А ежли голова, так пошто у тебя в лесу животина самовольничает? Нешто лебедям в твоём крае положено зимовать?
-- Не положено, да разве у них есть понимание? Что куриные, что лебединые мозги -- одно и то же. Глупые создания.
-- Не глупые они, -- вспыхнула Метлуха. -- Лебёдушка раненая была, поэтому не смогла на юг улететь. А жених её с ней остался. Любит её...
Путерга сразу руками замахала.