Хозяйка Мельцер-хауса

Она запнулась, потому что не хотела причинять боль Гумберту, но, естественно, они все проснулись, потому что с ним снова случился приступ.

– Ага! – воскликнул вахмистр. – Значит, вы можете засвидетельствовать, что фройляйн Вебер была здесь на вилле?

Воцарилось молчание. Как бы им ни хотелось помочь Ханне, любое заявление нужно было хорошо обдумать. Августа объяснила, что она со своей семьей не живет на вилле, поэтому ничего сказать не может. Эльза неуверенно пожала плечами, Брунненмайер медлила, Элеонора Шмальцлер тоже была в нерешительности.

Йордан же была как на иголках. Если подставить Ханну, то она расскажет, что Мария Йордан уже несколько месяцев спала с ней в ее комнате, а если она сейчас вступится за Ханну, то так или иначе выдаст себя. Это была для нее настоящая ловушка.

– Я, – сказал Гумберт в наступившей тишине. – Я могу засвидетельствовать. Я видел ее. Здесь, на кухне. Она спросила меня, как я себя чувствую.

– Ах! – недоверчиво посмотрел на него вахмистр, ухмыляясь. – А что вы делали в кухне посреди ночи, господин Седльмайер? Может, хотели почистить картошку?

Гумберт с ненавистью посмотрел на него. Этот сукин сын уклонился от военной службы и теперь здесь, на родине, усложнял жизнь порядочным людям!

– У меня душевное расстройство, приступы страха, господин вахмистр. На войне тронулся. Это могут подтвердить все.

– К сожалению, это так, – выступила экономка. – У нас в лазарете, увы, таких много.

– Все война окаянная, – произнесла Брунненмайер.

– Вы, конечно, и сами все это знаете, господин вахмистр, ведь наверняка тоже служили императору и отечеству, – проговорил Густав как бы безобидным тоном.

– Конечно, – пробормотал жандарм. – Итак, из этого следует, что фройляйн Ханна Вебер была в ту ночь здесь на вилле.

Все кивнули в знак согласия. Все точно знали. Ханна была здесь, на вилле. Ханна со своей скамьи тоже кивнула.

– Я же вам говорила, – раздраженно посмотрела на вахмистра Алисия Мельцер. – Наша прислуга верна нашему немецкому отечеству, мы заботимся об этом. Кто бы ни оклеветал Ханну, это злая ложь.

Жандарм щелкнул каблуками, как это делают военные.

– Госпожа – не взыщите. Я должен выполнять свой долг, даже если иногда это бывает трудно.

– Конечно, – холодно бросила Алисия. – Мы все выполняем свой долг! Каждый на своем месте.

32

Элизабет несколько раз заводила в лазарете разговор о докторе Мёбиусе, но Тилли отмалчивалась, она никому не рассказывала о своем горе. Она всегда без опозданий заступала на дежурство, как всегда, усердно работала, и доктор Штромбергер не раз отмечал, что фройляйн Бройер проявляет незаурядные способности в хирургии. Когда Тилли ассистировала ему во время операции, она подавала ему необходимые инструменты еще до того, как он просил ее об этом. Она будто думала вместе с ним. Однажды он пошутил, что сейчас выйдет в парк выкурить сигарету, а она в это время сможет спокойно приступить к операции.

Элизабет очень хорошо знала, что Тилли и доктор Мёбиус обменивались письмами. Гертруда Бройер рассказала об этом во время визита, одновременно пожаловавшись, что врач вообще никак не вписывается в семью, ведь кто-то должен будет потом управлять банком. «Нельзя же бросаться на шею первому встречному только потому, что ты влюбилась», – заявила тогда она. Раньше Элизабет отвергла бы такое суждение как «ужасно старомодное», но сегодня она смотрела на ситуацию по-другому. Она тоже была влюблена по уши, но эта большая любовь принесла ей горе и разочарование.

– В России он пропал без вести? – уточнила она. – Ну, как ни крути, у русских все равно дела идут хуже некуда. Царя они скинули, и как долго продержится Временное правительство, выступающее против этих ужасных большевиков, вилами на воде писано. Они наверняка скоро сложат оружие и отправят военнопленных назад в Германию.

– Было бы хорошо, – вежливо отреагировала Тилли, но было видно, что она в это не верит. В госпитале было несколько пациентов, раненных под Ригой, и то, что они рассказали о России, было малообнадеживающим: сожженные деревни, околевший скот, убитые крестьяне, партизаны в тылу, палящие по немцам, отравленная вода, и наконец, русская зима.

– Фрау фон Хагеманн? – позвала сестра Хедвиг. – Кажется, вас ищут. – Элизабет обернулась, думая, что доктору Штромбергеру нужна ее помощь, но тот делал обход по больничной палате и в этот момент непринужденно болтал с пациентом. – Там, у входа.

Она шла к двери, чувствуя, как дурацкое и в то же время чудесное беспокойство овладевает ею. В самом деле, это мог быть только Себастьян Винклер. Она же обещала дать ему несколько книг из библиотеки, стихи Гельдерлина и томик Эйхендорфа, а еще рассказы русского поэта Тургенева, которого он особенно любил. Она давно приготовила эти книги и собиралась отнести их ему сегодня после обеда, но, видимо, он пришел сам.

Однако мужчина, ожидавший ее у входа на виллу, был отнюдь не Себастьяном Винклером. Он был худощав и одет в униформу, которая безукоризненно сидела на нем.