Хозяйка Мельцер-хауса

– Мир изменится, Гумберт, – сказал Винклер, прощаясь с ним, и его глаза сияли. – Императоры и короли уже отыграли. Народ возьмет власть в свои руки. Все люди будут равны – не будет ни господ, ни слуг, капитал и средства производства будут распределены поровну, никто не будет голодать, но и утопать в роскоши никто не будет…

Это звучало очень смело, и если честно, Гумберту совсем не понравилась эта идея. Ему было жаль старого короля Людвига, и кайзера Вильгельма он бы тоже вернул, но высказать это он побоялся.

– Ни господ, ни слуг? – неуверенно переспросил он.

Себастьян Винклер усмехнулся и сказал, что это видение будущего. Словно факел, который ты несешь перед собой. Какая-то надежда…

– На самом деле ваша профессия – вымирающее ремесло. – Он улыбнулся и протянул Гумберту на прощание руку.

35

Ночью шел сильный дождь, так что сейчас приходилось идти узкими тропинками между могилами, утопая в грязи. Утреннее солнце лишь на мгновение выглянуло из-за темных туч, и на группку посетителей кладбища снова обрушился ливень. Все раскрыли зонты, надвинули на лоб шляпы, подняли воротники пальто.

– Ненавижу кладбища, – нахмурилась Китти. – Особенно ходить на них так рано утром.

– Могу я взять вас под руку? – спросил Эрнст фон Клипштайн, всегда готовый прийти на помощь друг семьи.

– Спасибо, Клиппи. Мои туфли все равно испорчены. Может быть, вы поможете Мари – она хотела купить цветы.

Эрнст фон Клипштайн остановился, чтобы дождаться Мари, она как раз появилась у ворот кладбища с букетом из плюща и белых лилий. Цветы в это время года были дорогим удовольствием, но Мельцеры твердо решили поддержать своих друзей и родных. Некогда могущественный банкирский дом Бройера больше не существовал. Чтобы избежать позорного банкротства, Эдгар Бройер принял предложение баварского банка Bayerische Vereinsbank о слиянии. Неделю назад он подписал все контракты, а на следующую ночь застрелился.

– Я не осуждаю его, – сказал преподобный отец Лейтвин. – Но у церкви свои законы, которых я должен придерживаться. Даже если мне от этого очень тяжело на сердце…

Гроб опустили в землю рано утром, в укромном уголке кладбища Херманфридхоф, там, где хоронили бедняков и самоубийц. Церковь и тут пошла навстречу – в другие времена тех, кто заканчивал жизнь самоубийством, хоронили за городскими воротами.

Несмотря на ранний час – было около девяти, – могилу уже закопали, теперь на ее месте остался только серо-коричневый продолговатый земляной холмик: ни креста, ни имени. Прощающиеся с телом были вынуждены топтаться в грязи вокруг наспех засыпанной могилы. Грянул гром, и дождь забарабанил по зонтам, густыми струйками стекая на землю.

– Да упокойся с миром, Эдгар Бройер! – Иоганн Мельцер говорил громко, чтобы все могли его услышать. Если уж ни один священник не захотел проводить его друга молитвой за упокой души, тогда он сам произнесет речь на его могиле. – Господь Бог заглядывает в наши сердца, чтобы отличить праведников от лицемеров. Все мы, собравшиеся здесь, знаем, как тяжело тебе было пережить горе, и ты не мог больше нести эту ношу – никто не понимает это лучше нас, людей, связанных с тобой любовью и дружбой. Да упокоит Господь душу твою, дарует тебе Царствие небесное и вечный покой…

Тилли поддерживала свою мать, которая не могла сдерживать слезы при виде голого могильного холма. Китти боролась с приступом чихания, Элизабет стояла рядом с отцом и держала над ним зонтик. Мари положила букет на холмик, Тилли тоже принесла цветы, потом к могиле подошли остальные – с букетами и венками. Проводить Эдгара в последний путь пришли госпожа директор Вислер, потерявшая на войне трех своих сыновей, супруги Манцингер, доктор Грайнер, адвокат Грюнлинг и несколько служащих, хранящих верность своему директору. О том, предоставит ли им работу Мюнхенский банк, было известно одному Господу Богу.

Лишь немногие приняли приглашение Бройеров помянуть Бройера в ресторане «У белого лебедя» – все промокли до нитки и предпочли поскорее вернуться домой, дабы не заработать воспаление легких. Только Мельцеры присоединились к Гертруде и Тилли. К тому же Мари вовремя пришла в голову блестящая идея – отправить на виллу Эрнста фон Клипштайна, чтобы он привез им сухую одежду, чулки и обувь.

– Клиппи в самом деле душа нашей виллы, – говорила Китти. – И что бы мы без него делали? Он помогает в бухгалтерии, оказывает помощь в лазарете, покупает мне краски и новые кисти, разбирается в садоводстве и в любую минуту готов сослужить службу своей любимой и уважаемой Мари…

Мари поморщилась, видимо, ей показалось, что речь Китти не совсем уместна в столь печальной ситуации, но Тилли растерянно улыбнулась, сказав, что Китти похожа на солнечный луч в ненастный день. Китти тут же села рядом с золовкой и увлекла ее разговором о своих картинах.

– Я восторгаюсь каждый раз, когда вижу их, Китти. То, что ты рисуешь, удивительно и ужасно одновременно.