– Vae victis – горе побежденным! – сказал Иоганн Мельцер. – Кто проигрывает, тот и платит.
Ему возразил Эрнст фон Клипштайн. В военном отношении Германия довольно сильна, так что можно было бы еще побороться, чтобы занять на переговорах более выгодную позицию.
– Сколько людей полегло – и сколько еще погибнет? – возмущенно воскликнула Мари. – Как раз наоборот: давно следовало заключить мир. А еще лучше было бы, если бы эта злосчастная война вообще не начиналась.
Фон Клипштайн признал ее правоту лишь отчасти. Конечно, если бы союзники приняли мирные предложения еще в прошлом году, положение Германии сейчас было бы более выгодным. Однако…
– Ребенок уже упал в колодец – поздно рассуждать после беды, – проворчал Иоганн Мельцер и одним глотком опрокинул в себя кофе, заедая его сладким печеньем. – Мы будем выплачивать репарации, и это растянется на много лет. Все протянут к нам руки, в первую очередь французы, и русские, и проклятые англичане, и поляки, и итальянцы… Не говоря уже об американцах.
– Но то, что только нас одних хотят обвинить в этой войне, несправедливо! – возмутился фон Клипштайн. – А Австрия… А сербы – они вообще первыми развязали эту войну. Это коварное убийство в Сараево…
– Мы как-то чересчур распалились. – Мари опасалась, что этой дискуссии не будет конца. – Кажется, нам пора уходить.
Фон Клипштайн немедленно вызвался отвезти домой госпожу Бройер, и его предложение с благодарностью было принято. Супруги Мельцер тоже поместятся в машине.
– А если вы немного потерпите, мои милые дамы, я, конечно, вернусь и доставлю на виллу и вас – не промокшими, а сухими.
– Просто восхитительно! – Китти кокетливо прищурила глаза. – Но нам, девочкам, хотелось бы пройтись пешком, вчетвером.
– Правда? – вырвалось у Лизы.
Китти наступила ей на пальцы каблуком, и она тут же поспешно заверила, что ей абсолютно необходим свежий воздух. Они попрощались, натянув на себя мокрые пальто и шляпы.
– Только не простудитесь, девочки! – крикнула Алисия из окна авто.
– Мама! Мы же большие.
– Верно, но я постоянно забываю об этом…
Китти хихикнула. Когда машина тронулась в сторону центра города, она подхватила Мари под руку и объявила, что теперь, наконец, наступает приятная часть дня. Или даже увлекательная.
– Что ты имеешь в виду? – Мари знала способность Китти выдвигать спонтанные идеи, а потому была немного обеспокоена. Лиза тоже не скрывала своего любопытства, и только Тилли молчала.
– Вот увидите, – загадочно произнесла Китти. – Обещаю вам захватывающее зрелище. Мария Стюарт отдыхает!
Все четверо шагали дружно бок о бок, так что встречным прохожим приходилось выходить на проезжую часть, чтобы пропустить их.
– Марию Стюарт вообще-то обезглавили, – отреагировала Элизабет.
– Я тоже собираюсь сделать нечто подобное.
– Она спятила, – сказала Элизабет Мари.
Они миновали несколько переулков и оказались на Аннаштрассе. Мари, Лиза и Тилли высказывали всевозможные предположения. Китти тайно играет в театральном спектакле. Нет? Тогда она сняла студию, где рисует обнаженных людей. Нет? Новый фильм. Нет? Любовник? Ну нет же!
– Вы все глупы… глупы… глупы… – пела Китти. Затем она так резко остановилась перед магазином, что Тилли, догнавшая ее, чуть не споткнулась. – Здесь! – произнесла она.
– Здесь? А что здесь?
Мари поняла это первой. Потом и Тилли. До Элизабет доходило очень долго…
– Это… это парикмахер… цирюльник…
Китти решительно вошла в маленький магазинчик. Владелец, невысокий мужчина с круглыми карими глазами и черными бровями, рассыпаясь в любезностях, подвел ее к стулу и потер руки, как будто хотел польстить ей за дерзость.
Ее спутницы робко вошли в помещение следом за ней, тревожно остановились у двери и обменялись беспокойными взглядами.
– Я знаю, что мама упадет в обморок, – сокрушенно проговорила Лиза. – А папа сначала…
– Ничего, переживут. Пожалуйста, начинайте. Хочу стрижку под мальчика, совсем короткую. С челкой. Или как говорит папа? «Я у папы дурочка…»
– Как вам угодно. Немного жаль, такие роскошные волосы…
Он распустил прическу Китти, и ее блестящие темные волосы мягкими волнами рассыпались по плечам и спине.
– И чего вы ждете? Что они сами отвалятся?
Элизабет издала тихий, полный боли вздох, когда ножницы срезали первые пряди. Звук был такой, будто кто-то перерезал стеклянные нити.
– А ты не хочешь, Мари? – спросила Китти, с восторгом наблюдая за происходящим через зеркало. – Тебе бы это пошло потрясающе.
Нет, Мари ни в коем случае не хотела жертвовать своими длинными волосами. А что скажет Пауль, вернувшись домой? Ах, теперь, после перемирия, пройдет совсем немного времени – и они снова увидятся. Совсем скоро, конечно же совсем скоро… Надежда умирает последней.
– А ты, Тилли? Твоя белокурая головка с короткой стрижкой смотрелась бы прелестно…
Тилли считала, что ее матери и без того хватает печали, так что она не хотела причинять ей боль. Может, позже она была бы не прочь. К тому же это весьма практично.
Китти сдула со лба срезанные волоски и с изумлением посмотрела на свою новую челку. Великолепно. Она не могла дождаться, когда мастер наконец будет доволен.