Церемонию ускорили, чтобы успеть закончить ее до начала дождя. С почти неземной поспешностью мужчины протащили гроб через кладбищенские ворота, чуть не сбив старушку, идущую со своей лейкой к колодцу, и водрузили свою ношу на доски, положенные на вырытую могилу. Лиза ощутила, как Китти вложила свою ледяную руку в ее и сжала. Ветер трепал длинное одеяние священника. Когда тот поднял руки, Лизе показалось, что он хочет взлететь, как птица. Потом она увидела, как Мари обеими руками обняла Алисию, и услышала громкие всхлипывания Китти. Доски убрали, после чего на двух веревках опустили гроб в землю.
Пока они стояли перед открытой могилой, начался дождь. Алисия бросила горсть земли. Сначала упало несколько крупных капель, потом на них обрушился целый потоп, слава богу, Клиппи захватил с собой зонт. В облаках над ними словно рассыпались гранитные скалы, и яркий свет на несколько секунд осветил надгробия так четко, что можно было различить каждую букву. Вслед за тем все снова погрузилось в серую, пронизанную дождем темноту.
– Держитесь меня, – услышала она слова Клиппи. – Моя машина тут рядом за воротами кладбища…
Лиза промокла, но ей было все равно. Вокруг нее посетители кладбища бежали, спешили, летели к выходу, мимо проплывали зонтики, шляпы, поднятые над головой сюртуки. Она смутно узнала трех человек, идущих в противоположном направлении. Им было нелегко постоянно уворачиваться от торопливо бегущих им наперерез людей, и чтобы их не сбили, они вынуждены были ступать на газон.
– Лиза! – крикнула разволновавшаяся Китти. – Ты чего остановилась?
Ей было все равно. Под проливным дождем она шла за теми тремя, сама не зная, зачем она это делает.
Риккарда фон Хагеманн и ее муж стояли перед открытой могилой Иоганна Мельцера, держа друг друга за руки. Она видела, как Кристиан фон Хагеманн что-то сказал жене, Риккарда кивнула. Клаус стоял позади родителей, надвинув шляпу на лицо, а потом, непонятно зачем, раскрыл зонт.
Они не ожидали увидеть Элизабет и, ошеломленные, подняли головы, когда та обратилась к ним. Клаус отвернулся, не желая, чтобы она видела его обезображенное лицо.
– Ты конечно же много раз слышала эти слова, – сказала ей Риккарда. – Но в такие минуты мало кто может выразить то, что чувствует. Мы бесконечно соболезнуем, Элизабет.
Она поблагодарила, взяла протянутые ей руки в свои. Наконец Клаус тоже повернулся к ней. Он держался рукой за край шляпы так, как будто хотел натянуть ее на лицо.
– Так много всего произошло, Лиза, – произнес он. – Я часто думал о том, что хотел бы начать все сначала, но уже слишком поздно.
Она не знала, насколько серьезными были произнесенные им слова. К тому же в этот момент над ними прогремел мощный раскат грома, словно сами небеса хотели о чем-то предупредить их.
– У меня есть предложение, Клаус. Выслушай меня спокойно – потом у тебя будет время подумать и принять решение.
44
– Пссст!
Ах, как ужасно скрипит эта глупая дверь. Додо просунула голову в образовавшуюся щель, пытаясь что-то разглядеть в сумеречном свете.
– Уходи! – приказал стоявший позади Лео, дергая ее за платье.
– Пусти меня.
– Нам нельзя туда заглядывать!
Дверь снова скрипнула, поскольку Лео протиснулся вместе с сестрой. В спальне бабушки было полутемно, шторы на окнах были задернуты. Было видно супружеское ложе с золотым витиеватым декором, рядом с ним – очертания кресел для гостей, туалетный столик с тремя вращающимися зеркалами и высокий шкаф с мраморной столешницей. На большой кровати бабушка казалась совсем маленькой. Она лежала на спине, и лицо ее было очень бледным.
– Она умерла? – прошептал Лео.
– Нет, – прошепелявила Додо. – Она спит. У нее же мигрень…
– От этого она может умереть.
Додо покрутила пальцем у виска. Брат был ужасно глуп.
– Она дышит. Присмотрись хорошенько…
Лео сощурил глаза и заметил, что у бабушки равномерно поднимается и опускается грудь. Он не знал, рад он был этому или огорчен. Все-таки скорее рад, хотя смерть была для него загадкой, которая не давала ему покоя.
– Мы не должны ее будить! – произнесла Додо тоном взрослого. – Бабушке нужно выспаться.
Лео кисло вздохнул. Додо всегда все знала лучше. Нельзя заходить в кладовку. Нельзя рисовать мамиными кисточками. Нельзя срывать листья с растений в зимнем саду… Девочки думали, что они такие умные.
– А может, она проснется сама, – размышлял он.
– Да, попозже, – прошептала Додо. – Она обещала поиграть с нами в «папу, маму, ребенка и бабушку».
Лео медленно закрыл дверь спальни. При этом она заскрипела еще громче. Ему совсем не хотелось играть в эту дурацкую игру, ведь ему всегда приходилось быть папой. Или ребенком. Ни то, ни другое не доставляло ему удовольствия. Он предпочел бы быть разбойником. Или пиратом. В разбойников с ними играла только мама, а у нее никогда не было времени.
– Ты не должен этого делать!