Хозяйка Мельцер-хауса

– Аугсбургская бумажная фабрика здесь, за углом, папа. Нам даже почти не нужно тратиться на транспорт. И красить ткани мы тоже сможем. Разве ты не понимаешь? Нам необходимо только найти кого-то, кто бы построил нам эти машины по чертежам Пауля.

Он почувствовал, как кровь шумит в его ушах. Ее атака оказалась во много раз сильнее, чем то, что он только что успешно выдержал. Двадцать разъяренных женщин в сравнении с этой молодой особой с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками, сидящей перед ним и описывающей свои фантазии, были ничем. Полная занятость. Тройная зарплата. Вклад в победу родной Германии. Идти новыми путями, думать опережая время. Дать людям одежду и обувь. Перевязочный материал тысячам раненых.

– На нашей фабрике не работает ни один винтик – неужели тебя это не задевает? Раньше в цехах стоял такой шум, что его едва можно было выдержать, а теперь вокруг мертвая тишина. Если же мы начнем производство бумажной пряжи…

Он поднял руки, словно защищаясь от нее, и почувствовал, как сильно бьется сердце. Да, не надо было пить этот кофе.

– Ты не видишь риск, – возразил он. – Я должен заказать дорогие машины, но никто не знает, будут ли они вообще работать. А что, если Пауль допустил какую-нибудь ошибку во время их проектирования? А что, если пряжа будет низкого качества, и мы вообще не найдем заказчиков? А если новое волокно испортит добротные ткацкие станки? – Он глубоко вдохнул.

– А кроме всего прочего, для такого производства нужны специалисты, мужчины, разбирающиеся в этом. С одними женщинами с этим не справиться.

– Боже милостивый! – воскликнула Мари, подняв руки. – Чего ты ждешь? Может, ты думаешь, что хлопок польется как манна небесная? Что Иисус Христос спустится с небес и одарит нас десятью вагонами с шерстью-сырцом?

– Предупреждаю тебя, Мари! – гневно прокричал он. – Не лезь в то, в чем ты совсем не смыслишь!

Она резко поставила чашку с блюдечком на столик и уставилась на него сердитым взглядом.

– Ты должен поразмыслить над этим, папа. В этом заинтересованы мы все.

– Все решено, и баста! Никогда текстильная фабрика Мельцера не будет выпускать эрзац-материал!

– То есть тебя устроит вариант, по которому мы ничего не будем выпускать и все тут перемрем с голоду?

– Хватит, Мари. Я тебя выслушал и высказал свое мнение. И оно непоколебимо.

Она встала, не проронив ни слова, взяла с вешалки свое пальто и надела его. Он хотел помочь ей, как это предписывали правила хорошего тона, но она уже развернулась, надела шляпу, завязала шарф.

– Увидимся сегодня вечером.

Она молча направилась к выходу. На сей раз он оказался проворнее и широким жестом распахнул перед ней дверь. Если она полагает, что добьется чего-то каменным выражением лица, то она ошибается. Он останется непоколебим. Никаких эрзац-материалов на его фабрике не будет.

Она уже почти скрылась за дверью, но вдруг обернулась. Черты ее лица теперь смягчились, хотя все еще выражали упрек.

– Ах да, вот еще что – относительно рабочих. Их освободят от военной службы. Даже отзовут с фронта, чтобы они смогли работать на фабрике. И они вернут нам Пауля…

С этими словами она закрыла дверь, оставив Мельцера наедине со своими мыслями.

8

Кортрейк, 12 апреля 1916 г.

Моя дорогая Элизабет!

Несколько дней мы ехали поездом и прибыли сюда, теперь поедем дальше на север, где нам предстоит отбросить англичан. Они уже много месяцев подряд делают попытки отрезать нас от нашей родной Германии. Под Верденом скоро произойдет решающее сражение, и французы капитулируют под натиском германской армии. Надеюсь, скоро меня откомандируют туда, и я буду свидетелем этого исторического момента, когда крепость Верден перейдет в руки немецких войск.