Хозяйка Мельцер-хауса

Когда Йордан добралась до ворот Святого Якова, дождь полил так, что ей пришлось укрыться внутри. Мимо нее в город промчались два груженых фургона. И хотя груз был прикрыт, она смогла разглядеть, что везли репу. Репу, из которой варили вместе с картофелем и морковью айнтопф. Немного постояв, она все-таки решила, несмотря на дождь, двигаться дальше: все равно промокла, так что уж лучше идти, чем стоять и мерзнуть на сквозняке.

Промокшая насквозь, она добралась до виллы и позвонила в служебный флигель. Ждать пришлось долго. Еще чуть-чуть – и она бы просто окоченела от холода. Наконец подошла Ханна и открыла дверь.

– Входите скорее, фройляйн Йордан. Я тороплюсь.

Она оставила дверь нараспашку и побежала на кухню, где Брунненмайер разливала в тарелки густой айнтопф. Ага, значит в лазарете раздавали обед. Йордан принюхалась: она вынуждена была признать, что Брунненмайер мастерски умела готовить и из простых картошки, морковки, сельдерея и кусочка сала могла сделать изысканнейшее блюдо.

– О, боже мой, Йордан, вы промокли до нитки! – воскликнула Фанни Брунненмайер. – Что вы вообще здесь делаете сегодня? Я думала, вы приходите только по понедельникам, средам и пятницам, а сегодня четверг.

Мария Йордан быстро сняла насквозь промокшие пальто и шляпу.

– Я помогу вам отнести тарелки с супом!

Повариха была настолько ошарашена этой необычной готовностью помочь, что просто онемела и уставилась на Йордан, словно пытаясь понять, не заболела ли та.

– Вы простудитесь.

– Ну что вы, неважно.

Из комнат прислуги можно было попасть прямо в больничную палату, где Ханна уже поставила на стол две супницы. Одна молоденькая медсестра наливала половником суп в маленькую миску, втыкала в него ложку и клала сверху ломоть хлеба. Мария Йордан поставила тарелки с дымящимся супом на стол и огляделась. Кровати стояли в два длинных ряда, разделенных центральным проходом. Повсюду были ширмы, сделанные из простыней, которые вешали на натянутую веревку. Вчера привезли пятнадцать новых пациентов, все они были прикованы к постели, некоторые получили такие тяжелые травмы, что никто не знал, выживут ли они вообще. Много душевных сил уходило на то, чтобы заботиться об этих бедных молодых парнях, подбадривать их и – когда конец был совсем близок – сидеть у их постели. Мария Йордан не знала, сможет ли она найти в себе столько сил, но ее юная хозяйка Элизабет, как оказалось, была способна на это. И кто бы мог подумать… Наконец она появилась из-за натянутой простыни, держа в руках пустую миску и кружку, и направилась к столу, чтобы разложить новые порции, но заметив Марию Йордан, удивленно свела брови.

– Что, разве сегодня уже пятница?

– Я пришла раньше, милостивая госпожа, – тихо вымолвила Мария Йордан. – Произошло нечто неожиданное.

– Позже, – сказала Элизабет и удалилась с двумя наполненными мисками.

Йордан решила подождать ее в кухне. Она помогла Ханне накрыть стол для медсестер и обслуживающего персонала, но когда Брунненмайер спросила ее, не хочет ли она пообедать со всеми вместе, она с благодарностью отказалась и побежала в больничную палату.

– В чем дело? – нетерпеливо спросила Элизабет.

– На пару слов, милостивая госпожа. Можем ли мы поговорить где-нибудь наедине?

Элизабет недовольно вздохнула, но затем все же открыла дверь процедурного кабинета, свободного во время обеденного перерыва.

– Так в чем дело? У меня не так много времени, Мария.

Дело конфиденциальное, и сообщить о нем нужно было тонко и деликатно. В этом отношении Мария Йордан оказалась неподготовленной, она описала все происходящее в квартире со всеми подробностями, о которых ей, вероятно, лучше было пока умолчать.

– Они сдвинули мебель? Опустили шторы? Заняли нашу спальню?

– Что я вам скажу, госпожа. Ваша свекровь даже перерыла все ваше белье. К сожалению, я не могла этому помешать, но я просто вскипела от негодования, клянусь. А потом этот странный слуга, который выглядит, как живой мертвец.

– Ах, вы имеете в виду Иоганна? Да он совершенно безобидный. Работает на Хагеманнов уже почти пятьдесят лет.

– Он разрубил скамейку топором. – Элизабет больше не слушала. Она села на табурет и положила руку на лоб, так что Мария Йордан уже забеспокоилась, что она упадет в обморок. – Боже мой, я должна была сообщить вам это как-то более бережно, но я сама пришла в ярость… Я принесу вам стакан воды, госпожа.

– Ерунда!

Элизабет энергично замотала головой, затем выпрямилась и сделала глубокий вдох. У нее нет ни времени, ни желания ссориться со своими родственниками.

– Если Риккарде и Кристофу нужна эта квартира, я не могу отказать им. Однако я, конечно, не готова жить там вместе с ними. Ни один человек не может требовать от меня этого.

– В этом вы совершенно правы, госпожа.

– Мое место здесь, Мария, – продолжила Элизабет. – Здесь, с этими несчастными молодыми людьми, которые пожертвовали ради отечества своими силами и здоровьем. Никогда еще за всю свою жизнь я не выполняла столь высокую задачу, и с этого момента я намерена посвятить себя ей целиком.