Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ)

Городищев поклонился мне, касаясь пальцами полы шляпы, и повернулся к княжне. Вот ей он поцеловал руку. И тут меня уколола ревность. В самое сердце. Я прекрасно понимала, что ревность в моём положении совершенно лишнее чувство, но ничего не могла с собой поделать. А ещё мною завладела какая-то чисто детская обида. Как это так – ей он ручку целует, а мне нет! Совсем несправедливо!

Именно этим я могла объяснить свои действия. Повернувшись к княжне, я взяла её под руку, как будто она была моей подружкой в классе, и потянула туда, где стояли экипажи, говоря:

– У меня тут коляска, Елизавета Кирилловна, поедем вместе.

Она хотела было что-то сказать полицейскому, но я не дала ей шанса. Нет, не будет княжна говорить с Городищевым! Он мой и точка!

– С превеликим удовольствием воспользуюсь вашим предложением, Татьяна Ивановна, – Елизавета говорила с искренним восторгом, но я ощутила её внутреннее, скрытое изумление. А навстречу нам уже спешил Порфирий, сокрушаясь:

– Барыня, ох барыня, как же это я недоглядел! Как же вы так за воришкой-то?! Что ж не позвали-то?

– Да как-то не было времени, – улыбнулась я. – Порфирий, пожалуйста, отвезти нас к княжне Потоцкой домой.

– Да-да, любезный, в поместье, – подхватила Елизавета Кирилловна. – Надеюсь, ты знаешь, где оно находится?

– Кто же не знает, ваше сиятельство, – поклонился кучер. А я исподтишка бросила взгляд на Городищева. Он вполголоса беседовал с очевидцами, покачивая тростью, и вдруг обернулся, глянул прямо мне в глаза.

Меня обдало волной жара, потом бросило, как выкованный клинок, в ледяную воду. Полицейский смотрел очень странно. Вроде и с любопытством, а вроде и с подозрением. Но главное – заинтересованно. Как будто понять хотел: кто я такая и с чем меня едят.

Это же чудесно! Это просто превосходно! Я не оставила его равнодушным. Я пробудила в нём эмоции, и не важно, что сейчас они со знаком минус. Знак можно и заменить на плюс, а вот равнодушие ничем не заменишь…

– Сердце, барыня, в пятки ушло, – жаловался Порфирий, помогая сперва княжне, а потом мне забраться в коляску. Марфа, прижимая к животу корзину с покупками, сама вскарабкалась на передок, ухватилась за поручень и села подальше от кучера. – До сей поры трепетает, трепетает сердце-то… Как подумаю, что не уберёг, что дозволил за воришкой бечь, так и прошибает холодным потом!

– Да всё в порядке, Порфирий, мальчишка там был, что мне мальчишка сделает?

Я глянула на Елизавету Кирилловну за поддержкой, но она только сложила ладошки на груди, восхищённо прошептала:

– Какая вы храбрая, Татьяна Ивановна!

– А ежели б, не дай Богиня, ножичек выхватил? – укорил меня кучер. – Они, мальчишки-то, скоры на это! Порезал бы, и что б чичас?!

– Ну не порезал же, – усмехнулась я. – Трогай, Порфирий, видишь – Елизавета Кирилловна переволновалась, ей нужно домой побыстрее.

– Ах, Татьяна Ивановна! Наша кухарка готовит исключительную душепарку – вы же знаете, ото всех болезней да от нервов! Я тотчас велю сварить, как только прибудем, вы должны её попробовать!

Она взяла меня за руку и заглянула в глаза. Опять эти манеры… Терпеть не могу! Но мне отчего-то показалось, что у Елизаветы Кирилловны совсем не было подруг, и она была настолько одинока, что хваталась за каждую девушку её возраста. Мне же не жалко поужинать у княжны и поболтать с ней о том и о сём! К тому же это может быть мне очень важно. Осторожненько выспрошу у неё по поводу нравов в этом мире, познакомлюсь с укладом жизни, а ещё протекция княжны и её связи могут быть чрезвычайно полезны для музыкального салона!

Мы ехали по дороге, которая пролегала между рядами равно посаженных берёз. Зелень на ветвях только-только начала кучерявиться, ещё даже не распустившись полностью, поэтому сквозь полуголые ветви можно было видеть пейзаж прекрасной русской пасторали с полями, деревушками, церковными куполами, пасущимися коровами и насыщенно-салатовыми лугами. Была бы во мне художницкая жилка, я остановилась бы здесь и рисовала, рисовала, рисовала… Но я никогда не была склонна к прикладным искусствам и даже в детстве на уроках рисования получала сплошные трояки – за упорство.

Но, ей-богу, видя такой пейзаж из открытой коляски, мне ужасно захотелось его нарисовать…

– Здесь так красиво, – выдохнула против воли. Елизавета Кирилловна подхватила мгновенно:

– Да, окрестности Михайловска просто чудесны своей красотой! А знаете, Татьяна Ивановна, к нам приехал художник – очень именитый, если слышали, Алексей Скрябин, и он рисует окрестности.

– К вам?

– Да, он живёт в поместье, вы обязательно познакомитесь с ним.

– А чем вы занимаетесь по жизни? – полюбопытствовала я. Княжна подняла брови, ответила с запинкой:

– Как же… Поместьем. Вы знаете, Татьяна Ивановна, в имении столько дел, столько дел!

– Вы занимаетесь всем сама?