– Что ж, очень приятно, Потап Нилыч, – улыбнулась я ему, и мы закружились в венгерке, как и множество других пар. Этот танец был энергичным и перемежался медленной прогулкой по кругу с переплетёнными руками. В эти спокойные моменты мы могли поговорить. Боголюбский спросил первым делом:
– Я раньше вас не видел в городе, вы приехали в Мишель в гости к родным?
– Отнюдь, я открываю здесь музыкальный салон. Через неделю и вы приглашены! – кокетливо ответила ему. Не сомневалась, что Потап Нилыч воспользуется приглашением. Побежит, вскидывая артритные коленки! В чём и убедилась, когда он восхитился:
– Музыкальный салон! Это же великолепно! Обязательно, обязательно пришлите мне карточку, я буду первым гостем.
– Рада, рада!
После венгерки был краковяк, где я завербовала в поклонники музыки молодого кудрявого корнета, представленного мне Елизаветой Кирилловной, а после краковяка объявили падепатинер, который я станцевала с доброй половиной кавалеров, включая Городищева и Черемсинова, поскольку этот танец предусматривал смену партнёра каждую минуту. Добравшись до вальса, обещанного моему полицейскому, я с удовлетворением насчитала уже десять гостей, которые клятвенно пообещали мне прийти на открытие музыкального салона.
После шикарного вальса, который наполнил моё сердце пузырьками шампанского, Городищев настоял, чтобы мы присели на диванчик и выпили по бокалу вина. Оно приятно охладило моё разгорячённое тело изнутри, я обмахивалась рукой, а Платон поймал её и поцеловал, пробормотав:
– Вы искушаете меня каждый миг, Татьяна! Всё, чего я хочу в этот момент, это увезти вас куда-нибудь в роскошный отель!
– Зачем же в отель, господин Городищев? – фыркнула я в бокал. – Мне весьма понравилось и у вас в комнатке.
– Моя комната не место для такой женщины, как вы. Увы, найти нечто более приличное за короткий срок невозможно.
– Боже мой, как вы щепетильны! У меня большой дом, огромная спальня и широченная кровать, Платон Андреевич. Сегодня вы будете ночевать у меня.
– Я не имею права компрометировать вас, дорогая Татьяна! – и он снова поцеловал мою кисть. Но ему пришлось выпустить её, потому что к нам подсела княжна. Она была весела, как птичка, и обратилась ко мне с блестящими глазами:
– Татьяна Ивановна, вам нравится бал? По моему мнению, он вполне удался! Вы танцевали, как богиня!
– Благодарю вас, но мне не удалось превзойти вас в этом искусстве.
Она порозовела от удовольствия, но по правилам вежливости возразила в ответ:
– Что вы, что вы, ваш вальс с господином Городищевым был гвоздём бала.
– С такой партнёршей любой танец – жемчужина и чистое наслаждение, – ответил Платон, поднимаясь. Он достал с подноса бокал кремана и предложил его княжне. Она пригубила с благодарностью, потом вспомнила:
– Я же принесла вам маленький подарок!
И она протянула мне веер, который был, казалось, сделан именно под моё платье – алый, обрамлённый белым кружевом, с вышитыми на нём белыми силуэтами птиц. Я приняла подарок и сказала именно то, что нужно было сказать:
– Не стоило так беспокоиться, Елизавета Кирилловна, но это очень мило с вашей стороны! Он великолепен!
– И подходит вам сегодня, – улыбнулась она. – Сохраните его в знак моей благодарности.
– А за что же княжна Потоцкая может благодарить госпожу Кленовскую? – спросил подошедший к нам граф Черемсинов. Вот что за человек такой?! Неужели он не умеет не вмешиваться в разговоры других людей? Елизавета Кирилловна смешалась, я ясно увидела, что ей не хотелось бы озвучивать причину. А на балу не принято спорить и ссориться, зато уместно радоваться жизни. И я ответила Черемсинову с жизнерадостной улыбкой:
– О, всего лишь за совет в выборе напитков!
– Вы и в напитках разбираетесь, сударыня? Быть может, подскажете мне, чем пополнить запасы моего винного погреба?
Он предложил мне руку для танца, и я не отказалась, памятуя об обещании второго полонеза. Его как раз объявили, и пары уже принялись собираться в конце зала. Мы с Черемсиновым пристроились за последней парой, за нами встал толстый господин в роскошном смокинге цвета космического неба и с кружевным жабо а ля Франс под руку с толстой же дамой, плотно утянутой в корсет под атласным тёмно-голубым платьем со множеством всяческих финтифлюшек на подоле. Грянула музыка, пары двинулись.
И мне в ухо прилетел вопрос:
– Татьяна Ивановна, смею ли я надеяться, что сегодня вечером мы с вами поедем в номера?
Первые секунд пять я не могла сообразить, о чём он мне толкует. И правда, я была готова к любой теме беседы, но не к такой! Почему в номера? Он, как и Трубин, принял меня за проститутку? Или узнал откуда-то, бог знает откуда, что я ночевала у Городищева? Или я выдала себя чем-то? Но чем?
Перебрав в памяти нашу с ним единственную беседу, решила, что ничем. Или, может быть, не стоило идти с ним в ресторан? Вдруг тут у них это приравнивается к согласию провести с мужчиной ночь… Спросить не у кого, ладно, буду делать квадратное лицо и круглые глаза.
– Простите, Сергей Павлович, не понимаю вас, – сказала сдержанно и отвлечённо, не забывая улыбаться.