И руками замахал. Он заметил меня, улыбнулся радостно, сигарету бросил и ко мне подошёл.
– Привет, Иван Сергеевич, как дела? – руку крепко мне жмёт. – А я тут по службе, слежу за порядком так сказать, как бы не было чего. Ты какими судьбами?
– Да вот, зашёл очереди перестроить, чтобы родителей с маленькими детьми пускали первыми. Хотел и сам внутрь заглянуть, да куда там, смотри сколько стоять…
– Да чего же тебе стоять-то? Ты же Хозяин.
– Да, но неловко как-то, что люди подумают…
– Вот что, – он взял меня за локоть, – я тут главный. И я тебя благословляю в очереди не стоять. Сам проведу, пошли!
Я неуверенно голову набок склонил, но последовал за ним.
***
И вот я в святая святых. В сердце Москвы, в храме вождя революции, впервые в моей суетной жизни. В тёмном коридоре я сначала с непривычки ничего почти не видел, кроме стоявших на постах неподвижных фигур полицейских. Но когда попал в залу с Ильичом, глаза уже привыкли, тем более сам он, лежащий на возвышении на богато убранном ложе, был ярко освещён. В золотой ризе с драгоценными каменьями, сверкающими точно звёзды на ночном небе, в белоснежной камилавке, а в руках, на животе сложенных, крест и чётки.
– Едрить! – не сдержался я.
– Тщщщь, – зашипел полицейский и приставил палец к губам.
Я положил руку на сердце, жестом прося прощения.
Люди шли вереницей. Никто не смел задерживаться более двух-трёх секунд. Только вставая напротив Ильича, склонялись низко и целовали гранитные перила. Перила – потому что до стекла, которое скрывает мощи и которое обычно целуют паломники, было не дотянутся никому, если ты не великан. Крестились, просили молча о чём-то, и шли дальше. Одна мама с девочкой задержалась дольше обычного. Обе в косынках, лица похожие. Глаза у матери серые, уставшие и как будто высохшие от бесконечных слёз. Долго она просила о чём-то Ленина неподвижными губами, пока девочка молча стояла рядом и держала маленькие свои ручонки на зацелованном граните. Но никто не проявил нетерпения, все понимали и ждали.
Вскоре подошла моя очередь. Мне уж неловко было проходить мимо просто так, люди стояли всё-таки часами. Поэтому на мгновение задержался я напротив раки, тронул двумя пальцами тёплый гранит и пошёл на выход.
***
Вечером рассказывал Марии о своём посещении Мавзолея. Она смеялась до слёз. Я не мог понять почему, ведь на самом деле ничего смешного в этом не было. Скорее следовало плакать.
Мы сидели при свете камина у меня в гостиной, она с молочным коктейлем, я с пивом, на коленях у неё грелся серый котёнок, которого я ей подарил. Уютно, тепло и по-семейному. За окнами непогода, несчастные тёмные прут куда-то вопреки ветру и судьбе, а мы, счастливчики, сидим напротив друг друга в удобных кожаных креслах и наслаждаемся жизнью.
– Ты знаешь, – говорю я, – вроде недавно к святым причислили, а уже толпы невиданные… Я такого нигде не видел. Ни в Покровском монастыре, ни даже в Троице-Сергиевой лавре.
– Ну, что ты удивляешься… Оповещение было широкое. Хотя я и сама не до конца понимаю. Я человек не церковный, ты знаешь.
– Надо говорить «не воцерковлённый».
– Как скажешь, дорогой, – улыбнулась она.
– Слушай, я кажется понял! – мне вдруг пришла в голову отличная мысль. – Помнишь, была дискуссия, причислять Ленина к мученикам или чудотворцам?
– Было дело. И что?
– Так вот, его логично признали чудотворцем. Но если бы сделали мучеником, стояла бы такая очередь к нему?
– Не думаю, – не уверенно покачала она головой.
– Вот и я не думаю! Люди за чудом стоят!
– Ну, это банально же, милый. Насколько я помню историю, он был тот ещё кудесник!
***
– Батюшка, а нас правда американцы отключат от интернета?
– Сынок, как бы тебе сказать…
И он загадочно посмотрел на меня. Я испугался. Думаю, опять что-то не то спросил, сейчас начнётся как с «апокалипсисом» … Но нет, он, подумав, спокойно продолжил:
– Всё сложнее. Не знаю, готов ли ты правду знать…
– Да как же не готов? Я уже не мальчик давно, да и небесный, сами знаете…
– То, хоть и не мальчик, а в голове у тебя не сказать чтобы много.
Я обиделся.
– Ладно, ты не строй тут из себя барышню. Скажу. Но, имей в виду, больше никому. В общем, мы сами отключаемся.
– Что? Да как же это? А смысл? Это же мы потеряем доступ ко всей информации… Ко всему… К мировой культуре…
– Так и хорошо. Простому народу от неё только вред. Все эти лжеучения, веяния еретические, пропаганда западная – всё сейчас идёт через интернет. От этого разброд и шатания. Ведь наши враги не сидят на месте, всё время ложь и сплети распространяют… А народ нет-нет, да и поверит. А теперь мы говорим: они нас отключают, но мы готовы! У нас есть свой интернет!
Я так разволновался, что стал себя по карманам хлопать в поисках сигарет.
– Ты чего это, курить здесь собрался?! Да не переживай ты так, для нас будет спутниковый интернет. Там, правда, говорят, какая-то задержка…
– Пинг.
– Что?
– Пинг. В мультиплеере не порубишься.
– Не понимаю, о чём ты, о бесовском чём-то… Но нам короче хватит. Порнуху свою сможешь смотреть.
– Я не смотрю порнуху.