Шатун изгибается, а при работе двигателя в полете происходит его обрыв. Обычно под действием больших знакопеременных нагрузок шатун разрушается почти мгновенно. Разрушение же любого из шатунов неизбежно вызывает разрушение остальных шатунов с последующим разрушением всего двигателя.
Разрушение двигателя вследствие гидравлического удара может наступить на любом этапе полета, но оно особенно опасно при взлете, так как в результате резкого уменьшения тяги винта самолет также резко может потерять высоту, и, если высота полета недостаточна, неизбежен удар о землю.
Для того чтобы гидравлического удара не было, и предусматривается в инструкциях обязательное проворачивание воздушного винта перед запуском. Если при этом возникают большие усилия, препятствующие проворачиванию воздушного винта, необходимо вывернуть свечи нижних цилиндров, чтобы слить скопившееся в них масло или бензин. Последний может попадать при заливке двигателя перед запуском.
Знал ли об этом старшина технической службы Никитин? Знал. Об этом говорилось на занятиях по технической подготовке и на технических разборах.
Но, оказывается, в душе он не верил этому.
Раньше он работал на рядных двигателях, на которых этого явления не наблюдается, а поэтому проворачивание воздушных винтов перед запуском звездообразных двигателей считал пустой формальностью, мелочью, которой можно пренебречь.
К чему привело пренебрежение этой «мелочью», теперь нам известно.
Горький опыт старшины технической службы Никитина лишний раз убеждает нас в том, что в авиации мелочей нет и не может быть, что все записанное в инструкциях по эксплуатации самолета, а также его двигателя, вооружения и специального оборудования должно неуклонно выполняться. Никакие «эксперименты» с самовольной отменой тех или иных пунктов инструкций по техническому обслуживанию и эксплуатации недопустимы.
Для большей убедительности я приведу еще один весьма характерный пример.
В одной из частей нашего соединения служил авиационным механиком старшина технической службы Степкин. Степкин был сверхсрочником, любил похвастаться перед молодыми механиками своей осведомленностью в авиационном деле и тем, что когда-то лично обслуживал самолет, на котором случилось однажды произвести посадку на их аэродроме самому Валерию Павловичу Чкалову.
Словом, это был довольно опытный механик, и товарищи — молодые механики — в шутку называли его иногда «дедушкой авиации».
Он мог, например, на слух с большой точностью определить неисправность двигателя, запущенного на другом конце стоянки самолетов части. Прислушается, бывало, нахмурит брови — а они у него были мохнатые, как у старика, — и скажет: «Свечи барахлят, напрасно горючее жгут». И обычно выходило так, как определял Степкин… Ошибался он редко. Оно и понятно: опыт обслуживания самолетов у него был большой.
Но опыт этот был односторонний: Степкин усваивал только то, что он видел или испытал сам и упорно не хотел перенимать опыт других. Бывало приказывает ему инженер эскадрильи заземлить самолет и бензозаправщик при зарядке баков самолета бензином, а он ворчит про себя:
«Как надоели мне с этим заземлением! И до чего же пошли мелочные люди… На что его заземлять?»
А на перекуре, бывало, Степкин любил «поделиться опытом» с молодыми механиками.
«Десятый год служу я в авиации, — скажет, — а убейте меня, не припомню случая, чтобы когда-нибудь произошло что-либо при зарядке от незаземленного заправщика. Лично сам я никогда на такие мелочи не обращаю внимания. Все это ерунда на постном масле, братцы… Инженеры наши это для страховки себя на всякий случай выдумали».
За подобные рассуждения механики прозвали Степкина скептиком, однако всерьез его поучения не принимали… И правильно делали. А однажды случилось так, что Степкин сам жестоко поплатился за свой скептицизм.
Вот как это произошло.
После выполнения полетов в сложных метеорологических условиях самолет, который обслуживал авиационный механик старшина технической службы Степкин зарулил на стоянку. Тотчас же к самолету был подан бензозаправщик. Водитель бензозаправщика, заземлив последний, спросил механика, заземлен ли самолет. На этот вопрос Степкин ответил утвердительно, хотя знал, что самолет не заземлен.
— Заземлен, заземлен, — отмахнулся он. — Заряжай только быстрей, время не ждет!