— Без свидетелей спрашиваем, правда то или нет, что ты револьвер Дмитрию отдал? — негромко спросил Матвей Нилович. — А то нас сумление берет с Василием Степановичем. Да не бойся, никому не скажем. Василий Степанович вон, наоборот, хочет тебе благодарность высказать за то, что Дарью два раза защитил. Нам об этом следователь сказал. А сам-то что доселе молчал, как дело в дороге было?
— А что разглагольствовать? — равнодушно пожал плечами Кузя. — Было да и только. Все же хорошо кончилось.
— Так-то так, но могло быть иначе, — вступил в разговор Коробков. — Прежде всего тебе руку за дочь подаю! — протянул широкую ладонь, крепко пожал Кузину. С удивлением заметил: — Ишь, какой сильный, весь в отца. Еще вот возьми, — протянул золотой червонец. — Это награда, что Дарья живехонька осталась. Неизвестно, как бы все повернулось, коли тебя бы там не было.
Кузя хотел было отказаться от вознаграждения, но Заклепин выпучил глаза:
— Бери, дурень! От чего отказываешься? Человек с душой и сердцем, а ты?
Кузя взял деньги, поблагодарил. Коробков похлопал его по плечу:
— Коли будут какие незадачливые дела, надейся на мое покровительство: чем смогу — помогу!
— Так скажи нам как на духу, — подождав, настаивал Заклепин. — Давал или нет Дмитрию наган?
— Отдал! — глядя на него немигающим взглядом, ответил Кузя. Сам не понял, как соврал, будто кто изнутри специально вынудил сказать именно это слово.
Заклепин вытер платком шею, посмотрел на Коробкова:
— Вроде, говорит правду.
— Что ж, тому и вера, — покачал головой Василий Степанович, и Кузе: — Ну, добре. Иди покуда посиди с конвойным, чтобы следователь что не заподозрил.
Кузя пошел на указанное место. Краем уха слышал за спиной, как Заклепин негромко говорил Коробкову:
— Ничего в голове не укладывается: куда тогда наган подевался? Он бы мог себя защитить, выстрелить пару раз.
— Вероятно, не успел, — глухо проговорил Коробков.
— А может… он врет? — еще тише проговорил Заклепин.
Кузя — как тина в заводи, ожидающая паводка. Держится на месте, пока никто не трогает. Но стоит пойти дождю — сорвет бурным потоком, утащит в даль неизвестную по бурной реке. Мысли в голове страшные: «Почему не сказал своим «благодетелям», что револьвер на сеновале? Сейчас полицейские найдут — будут неприятности. Тогда на Коробкова надежды не будет, не защитит в нужную минуту». Нащупал в кармане золотой червонец, про себя усмехнулся: «Дешево жизнь дочери оценил, мог бы больше подкинуть». Другой, внутренний голос образумил: «Что, мало? Скажи спасибо, что хоть это дали. И так всю жизнь помнить будешь».
Сколько так сидел — истомился. Следователь на крыльцо два раза выходил, спрашивал:
— Где они там запропастились?
— Не могу знать, ваше высокородие! — подскакивал на месте Кауров, а когда тот уходил, садился рядом. — Видно, здорово они, паря, за тебя зацепились.
И эти слова пугали Кузю больше всего.
Наконец-то залаяли собаки, послышались шаги: идут! «Вот и все, Кузька, хана тебе пришла. Молись, пока Бог слышит». Наверное, Катю за собой тянут, чтобы тут как есть, все рассказала.
Вышли из-за угла. Кузя смотреть не смеет, опустил голову, видит, как под ногами в траве муравьи бегают, заботы нет. «Вот бы мне сейчас муравьем стать! Убежать под сруб, чтобы никто не нашел и не увидел, — подумал он, и тут же вздрогнул: — А Катя? Как же она?»
Поднял взгляд, робко посмотрел на полицейских: нет Кати. Вздохнул облегченно, вперил взгляд в помощника: что скажет? Но тот, даже не удостоив его взглядом, прошел мимо, исчез в проеме двери конторы. Полицейские устало присели рядом на лавку. Кто-то потянулся за трубкой, другие недовольно заговорили:
— Жрать охота! Сегодня кормить будут или так дадут подохнуть? Кауров! Ты что тут, водки не приобрел, пока мы делом занимались?
— Нашли что-нибудь? — перебил просителя Кауров, — а то вот парень весь издергался.
— Ничего. Пусто все, как в конуре без Тузика, — устало ответил один их охранников и усмехнулся. — Пусть свободно дышит.
Кузя как бабочка на восходе солнца: расправить крылья и взлететь или подождать чуток? Вздохнул облегченно: не нашли револьвер! Подскочил, взволнованно заходил взад вперед.
— Ты чего забегал? — усмехнулся Кауров. — Гиря из штанов выпала?
— Устал сидеть на дереве.
— Ну-ну, оно и видно. То был как чурка с глазами, а теперь глухарь на поляне.
Из конторы выглянул Заклепин:
— Кузя, поезжай домой. Сегодня работы не будет. — И ушел назад, более ничего не сказав.
Кузя остолбенел: что делать-то? Вот так просто собраться и ехать? А как же?.. Про Захара Климова никто не вспомнил.
— Что встал-то? — подтолкнул Кауров. — Сказали же домой — значит, домой.
Больше его не надо было уговаривать. Вскочил на Поганку, погнал кобылу в сторону дома легкой рысью. Проскакав по улице, остановился у ворот, а Катя с тревогой на лице торопится навстречу:
— Сейчас, Кузька, открою! — хлопая ладошками, запричитала: — Что было тут без тебя, что было!..
— Знаю все и так, — сухо оборвал ее Кузя, глядя перед собой.