Чтобы полностью вылезти на перевал, потребовалось еще не меньше часа. Так же, как и круто началась, гора резко выправилась. Вершина хребта оказалась ровной, без колодин и ветровалов. По ее гребню была набита хорошая зверовая тропа, чем и воспользовался Егор. Ни с кем не советуясь, свернул налево, уводя спутников за собой. Километра через три, в знакомой только ему седловине пошел вправо, в глубокий лог. Добравшись до первого родника, остановился, привязывая лошадь к рябине, коротко бросил:
— Тут завтракать будем.
Привал затянулся на несколько часов. Большой костер и горячая пища расслабили путников. Пока сушилась одежда, кое-кто приложил голову на колени, погрузившись в дрему. Костя чинил порванные штаны: зацепился за сучок. Вениамин под накинутым пологом крутил компасом над картой, которую он приобрел у знакомого золотопромышленника. Он старался понять, где они находятся, но так и не смог определиться в границах тайги. Уставшая Катя, помыв посуду и прибрав продукты, чтобы не мочило, прилегла под елью. Кузька присел рядом с ней. Прижавшись друг к другу, пригрелись да так незаметно и уснули. Стюра в сторонке под елью, прислонив голову к стволу, так же тяжело дышала открытым ртом. Егор, косо посматривая на Вениамина, кивал головой от усталости: разморило после еды. А дождь, не переставая все лил и лил. Временами притихал до мелкой водяной пыли, но потом вновь обрушивался на тайгу с новой силой.
Проснулись все разом. Сначала зашевелился Егор, за ним Стюра, потом Кузька с Катей и инженеры. Отдых придал сил и бодрости. Вениамин достал часы на цепочке — второй час пополудни. Удивился:
— Ого! Почти полдня проспали.
— Ничего, — успокоил Егор. — Зато с новыми силами дорога много короче будет. Надо идти. Думаю, наши нахвостники теперича за нами не угонятся, можно не крадучись идти. Да тут и немного осталось. К вечеру на месте будем.
Собравшись, пошли дальше, пересекая ручейки, переваливая небольшие горки. Сориентироваться, куда идут, было невозможно. Стрелка компаса в руках Вениамина гуляла из стороны в сторону. Казалось, что они кружат на месте. Даже Кузька стал сомневаться:
— Дядька Егор! Мы вовсе не там идем.
— Не сомневайся, скоро будем, — отмахнулся Егор, высматривая впереди дорогу.
Так и случилось. Наконец-то Егор вывел караван в какой-то неширокий, но глубоко врезанный между пригорков ложок. Остановившись, закрутил головой, определяясь на местности, обратился к Кузе:
— Ну вот он, тот самый лог, где вы с тятей были. Правда, вышли мы к нему с другой стороны. Теперь тебе надо определиться, выше или ниже то самое место.
Кузька осмотрелся по сторонам, прошелся вперед и назад, посмотрел на очистившиеся к тому времени от тумана горы, начал вспоминать. Ему казалось, что он был здесь, места похожие. Но тогда было другое время года, весна. Здесь лежал снег. Сейчас тут было все по-другому. И все же какое-то влекущее, интуитивное чувство звало его пройтись вверх по течению ручья, что он и сделал.
Оставив своих спутников на месте, Кузька поспешил вперед, рассматривая горы вокруг. Одна из скал показалась ему знакомой: с мерным выступом и нишей посредине. Приблизившись к ней, убедился в своей правде. У него не оставалось сомнений, что это была та скала, куда он положил в прошлом году лоток отца, и где была могила неизвестного воина. Егор вывел караван практически на то место, где завалило Ефима, но только с другой стороны от ручья.
— Идите сюда! — закричал он так, что мокрая тайга, кажется, зашевелилась от громкого крика.
Спутники не заставили себя долго ждать. Приблизившись к нему первым, Егор не замедлил его спросить:
— Тут?
— Нет, немного выше надо пройти, — отозвался Кузька.
— Откель помнишь? — вращая головой по сторонам, выискивая приметное место, поинтересовался проводник.
— Дык… вот, кедр знакомый, а с ними елки растут, — соврал Кузя, стараясь не выдать заветное углубление в скале. — Мы тут с тятей проходили, ветку заламывали.
Судя по выражению лица, Егор поверил ему с трудом или вообще не поверил. Искоса посмотрев на приметную скалу, он прищурил глаза, стараясь понять, что там есть в черном гроте. Вместе с ним Стюра, склонив голову, недолго смотрела туда, потом бубнила какие-то непонятные слова. Все же никто из них не выразил своего любопытства во всеуслышание, оставляя свое мнение на потом.
С каждым шагом приближаясь к тому страшному месту, на душе у Кузи становилось тяжело и скверно, будто он был виновником трагической смерти отца. Ему казалось, что из глубины тайги на него смотрят осуждающие глаза каких-то незнакомых ему людей, что могучие кедры и ели вытягивают в его сторону ветки-руки и указывают: «Это сделал он!» А вода в ручье, перекатываясь через камень, булькает лишь одно слово: «Виновен!» Ноги плохо слушаются, не идут. Он постоянно замедляет ход, почти останавливается. Но дядька Егор настойчиво подталкивает:
— Что, тут? Нет? Тогда шагай дальше.