Правда, произойдет этот исход не завтра, и даже не послезавтра. Во-первых, надо собраться тевтонам, потому что поднять народ на миграцию – это дело непростое. Во-вторых, и нам тоже надо будет организоваться после того бардака, который царит сейчас в лагере на берегу, разделить имущество с контейнеровоза на нужное и ненужное; для нужного (оружие, боеприпасы, форма, медикаменты и прочее) сформировать обоз, а ненужное (разные предметы роскоши, канцелярские принадлежности, офисную мебель и прочую лабуду, включая сами контейнеры, в которых могли бы жить местные Диогены) распродать за золото по максимально высоким ценам, для того чтобы помимо честно награбленного, наш отряд обзавелся еще и честно заработанной казной.
Но с этим последним вышла некоторая неувязка. Как только мы вернулись в лагерь, взволнованная Птица сообщила нам с отцом Александром, что американки нам попались немного подпорченные, третьей свежести, и что если немедленно не принять срочных мер, то в дальнейших их можно будет только выкинуть, иначе недолго и отравиться. Я понимаю, что у всех американцев слегка не все дома, иначе они бы не устроили себе такую политическую систему, но чтобы дело было настолько плохо – я себе этого даже и не представлял. Посвятив нас всех в общее состояние дел, Птица отвела в сторону отца Александра, дополнительно объясняя ему какие-то сугубо специальные детали. Тот ее слушал, кивал, и было видно, что время от времени задавал какие-то наводящие вопросы. Потом отец Александр в последний раз утвердительно кивнул головой, и они вдвоем обратились ко мне с просьбой предоставить сержанта Кобру в их распоряжение на сегодняшний вечер для проведения специальной операции особой важности. А Кобра в этом смысле просто универсал – она и магическим аккумулятором для Птицы поработать может, и кулаком в лоб засветить так, что любая американка, какой бы крутой ни была, тут же без сознания брякнется с копыт.
Тот же день, полчаса спустя, Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза.
Мэри Смитсон, сержант 7-го бронекавалерийского (мотопехотного) полка армии США.
Мы с подругами стояли и смотрели на то, как русские дети купаются в море. При этом даже краснокожие, хвостатые и рогатые самки казались нам русскими. Ведь эти схизматики такие неразборчивые, что способны дружить хоть с монголами и китайцами, хоть с самими чертями. Впрочем, думать ни о чем не хотелось. После напряжения этого дня наступила какая-то апатия, и обычного раздражения не было даже при виде того как русские мальчишки девчонки плещутся в воде рядом с дьяволицами. Кстати, мальчик-колдун тоже был вместе с ними, и я с некоторой ленцой подумала о том, как было бы хорошо поймать его и как следует допросить, ведь наверняка он не сможет вытерпеть даже небольшого количества боли.
Но, к сожалению, это было невозможно, потому что совсем рядом с детьми загорало на берегу и купалось в море большое количество обнаженных амазонок, которые ни за что не позволили бы нам никакого насилия над детьми. Глядя на этих стройных, мускулистых, очень энергичных девиц с плавными, но в то же время стремительными движениями, я совершенно трезво оценивала наши возможности. Даже одна амазонка отлупит всех нас троих, и даже при этом не вспотеет, а их тут, между прочим, не меньше двух десятков.
В моем сознании эти амазонки теперь воспринимаются точно так же, как и остальные русские. Я завидую им, и оттого начала их ненавидеть за то, что они все как одна такие идеальные, как манекены – стройные, красивые и подтянутые, а у меня и целлюлит на попе от любви к сладким булочкам, и складки на животе, и грудь уже начала морщиниться и отвисать, в то время когда мне нет еще и тридцати. Обидно же, честное слово, когда другим дано то, что не дано тебе самой.
И вообще эти амазонки для меня теперь почти что русские, тем более что они стараются все делать точно так же, как делают их русские командиры. Они даже разговаривают между собой не на древнегреческом языке, который вроде бы им родной, а по-русски, очевидно, полагая это признаком крутизны и продвинутости. Они все равно что цепные суки капитана Серегина, и даже хуже. Суку можно подкупить куском колбасы, а эти преданы своему командиру сознательно, или даже просто в него влюблены. Да ни в жизнь – чтобы я была влюблена в своего ротного командира первого лейтенанта Роджерса?! Это такая самовлюбленная злобная тварь, что я скорее застрелюсь, чем лягу с ним в постель. А эти девки готовы лечь с Серегиным хоть все сразу, хоть по одной. Ненавижу!