Храни меня, Тьма

— К сожалению, такой вариант не может даже рассматриваться.

— Но почему? Эльфы уверяли, что земли оборотней остались нетронуты наводнением?

— Я сам объясню, — раздался совершенно невероятный бархатный голос.

Аталь медленно обернулась, чувствуя, как её взгляд магнитом притянуло к волшебным глазам, сияющих чистым золотом.

«Ах, где ж ты был всего несколько лун назад!» — непритворно вздохнул внутренний голос, оценивая внешность незнакомца. — «Слушай, если тебя назначили самой главной птицей в этом мире, может, первым своим указом введешь полигамию? Хотя бы для себя, а?»

«Заткнись, пожалуйста, если больше ничем помочь не можешь!» — мысленно прошипела Аталь, пытаясь сосредоточиться и вспомнить навыки отражения.

Куда там вампирам! Их чары были сравнимы с мелким дождиком, пусть изредка и переходящим в ливень, но от которого было возможно прикрыться зонтом нужных воспоминаний. А вот чары, притаившиеся в глубине янтарных глаз незнакомца, были подобны несокрушимой волне цунами, и отражать их было нелегче, чем плыть в дырявой лодке без весел в дырявой лодке по штормовому морю. Всё на что хватило сил Аталь — это просто закрыть глаза.

И тут неожиданно помог внутренний голос, нашёптывая забытые под воздействием заклинания картины и словно заново рисуя близкие черты. Но даже призванный из глубин подсознания любимый облик казался таким далеким, словно она его разглядывала через густой туман. И только смутно знакомые обрывки фраз пытались медленно развеять эту пелену:

— Вы и есть та самая Аталь, появления которой ждали не меньше, чем делегацию пресветлых эльфов…

— Жениться буду я. Тебе, mi`ralli, придется выйти замуж…

— Мы никогда не сможем быть друзьями. И ты прекрасно об этом знаешь, не так ли?

— Дай мне право идти с тобой, рядом, навсегда…

— Мне нечего тебе предложить. Всё, что у меня есть, ты можешь получить и так, безо всяких чар…

Каждое слово солнечным лучиком пробивало брешь в тёмной вязкой туче навязанных чувств, медленно сливаясь в единое целое. И вскоре душу затопило тёплыми воспоминаниями, ярким снопом света разметав туман чужого притяжения. Аталь почувствовала, что уже не барахтается посреди волнующегося моря, а твердо стоит на несокрушимой скале, и даже брызги воды до неё не долетают.

Она распахнула глаза и спокойно ответила незнакомцу оценивающим взглядом. Ну да, красив, как же без этого! Не безупречно изящной эльфийской красотой, а какой-то совершенно особой, опасной и завораживающей одновременно. Золотистый загар, янтарные очи, тёмно-русые волосы с солнечным отливом — при неверном свете магических фонариков казалось, что он светится изнутри. Коричневые кожаные штаны и простая рубашка бежевого цвета не скрывали мощной красоты сильного тела, двигавшегося плавно и легко для такой внушительной комплекции.

— Молодец, девочка. А ты не такая уж и маленькая, как мне показалось, — бархатный голос заставлял восхищённо прислушиваться, но уже не завораживал.

— И не такая уж и девочка! — подсказала Аталь, чувствуя дрожь, только на этот раз исключительно от холода. Проклятая простуда нашла момент, когда подкрасться незаметно!

— Давайте уже или знакомиться, или пытаться меня убивать, а то, честное слово, я начинаю думать не о межмировом переселении оборотней, а о чашке чая, горячей ванне и тёплом пледе!

— Я Тиану, Ведущий оборотней. Ты — Хранительница этого мира. А они — женщины, которые не умеют договариваться, зато вполне способны организовать нам чай, плед и ванну, — улыбнулся желтоглазый.

— Можно и без ванны, — пробормотала Аталь, усилием воли напоминая, что бархат — это тяжёлая, липучая и не самая приятная в мире ткань, особенно в сравнении с шёлком. — Чего новенького и интересненького лично Вы можете мне сообщить?

— Да немного. Я полагаю, что факт нашего переселения уже нельзя считать ни тем, ни другим.

— Угу. Вы тоже полагаете, что угрозы расчленения невинных младенцев есть наилучший способ для получения моего согласия?

Тиану усмехнулся, словно услышав хорошую шутку, перевёл взгляд на Мэнэми и эльфийку, благоговейно взиравшую на него.

— Принесите нам чай.

Девушки послушно испарились, оставив Аталь наедине с Ведущим.

— Я внимательно слушаю.

В янтарных глазах мелькнула искорка и погасла, притушенная тяжёлыми веками. Ведущий поднял взгляд, и Аталь ощутила себя махонькой песчинкой рядом с многовековым камнем. И зазвучавший голос уже не казался бархатом, он истекал болью и тоской:

— Мой мир гибнет. И твой тоже. Ты ведь чувствуешь это, Хранительница, так почему же отказываешься помочь?