— Значит, они не приведут за собой Святую Инквизицию? — робко спросила я, накрывая ладони Дакота своими. — Ты уверен? Из какой они были гильдии? И из нашего ли Королевства?
— Какая разница? — Юноша нахмурил брови и издал звук, похожий на тихий рев недовольного медвежонка. — Ты не ведьма, и никто из багровых ряс Святой Инквизиции не явится за тобой.
Уверенность его взгляда успокоила меня. Я ведь не виновна, а невиновные не должны бояться за свою жизнь.
— Мой вид пугает, а, Дакот?
Вопрос ошарашил его. Привычная краснота завладела переносицей, и я уж было совсем решила оставить друга в покое, безмолвно переведя вопрос в статус риторического, как он внезапно мне ответил.
Тихо, будто мы были не одни в лесу, глотая звуки и запинаясь на каждом слоге, Дакот пробормотал:
— Ты не… не пугаешь, Эксель. Ты… как то деревце… на озере. Тонкая… и ломкая. И синие глаза… они такие… синие. И кожа… как у статуэток на полке в лавке Руары. Фарфо… фарфоровая. И даже твои короткие волосы… как будто лазурь в паутине… Очень красиво. Я хочу сказать… что ты… ты…
Мне показалось, что от Дакота вот-вот пойдет пар — столь быстро он переводил взгляд от предмета к предмету, минуя меня, и столь сильно алела его многострадальная переносица.
— Дакот…
— А твоя страсть к кружеву! — выкрикнул он, наконец, на выдохе.
И тишина. Я точно не знала, было ли сказанное комплиментом, но на всякий случай сохраняла серьезное выражение на лице. Однако на последнем восклицании выдержка мне изменила, и я прыснула.
— Кружево — это важно, мальчик. Правда, важно, — хихикнула я и, под шумок пользуясь близостью юноши, вскинула левую руку, добираясь до его шевелюры, чтобы в мгновение ока создать там последствия миниатюрного урагана.
Дакот досадливо цыкнул и тряхнул головой. Все еще сдавливая ладонями мои щеки, он разогнул палец и щелкнул им по моему носу.
— Я не мальчик, Эксель. Уже не мальчик.
— Эстер тоже уже не мальчик. — Я сглотнула и выпалила: — Поэтому прекращать создавать эссенции и эликсиры я не намерена! Ради него!
Понятия не имею, почему у меня это вырвалось, но эффект был впечатляющим. Глаза Дакота остекленели. Он выпустил из плена мое лицо, поднялся и со всего размаху ударил кулаком по стволу дерева над моей головой.
Злой Дакот — редкое зрелище. Но ярость его не беспричинна.
Наш мир, Утопия, существовал на определенных правилах. Магия, в общем ее понимании, была под запретом, а создание магических предметов вроде зелий и волшебных артефактов или владение ими становились причинами обвинения в злоупотреблениях.
Улучшил свою внешность с помощью мудреного ведьмовского зелья — злоупотребил. Повысил качество урожая, налегая на заговоренные удобрения, — злоупотребил. Воспользовался магией, спасите и помилуйте Первосоздатели, — злоупотребил в высшей мере. Политические кампании правителей Королевств Утопии и эра борьбы со злоупотреблениями символизировали в себе поддержание идеализированного мира ради благополучия населения. А избавлением от ведьм, заклинателей и прочего сброда, нарушающего величайший баланс со времен Первосоздателей, занималась Организация — Святая Инквизиция. Ее воины носили багровые рясы, их компетентность не имела границ, а слово «пощада» в их лексиконе отсутствовала напрочь. НЕ связывайся с магией, о законопослушный гражданин.
Так что не было ничего странного в том, что Дакот беспокоился за меня.
— Безопаснее для тебя — прекратить создавать эликсиры. — Юноша с отсутствующим видом осмотрел поцарапанные от удара костяшки пальцев и проникновенно уставился на меня. — Не желаю, чтобы в будущем кто-нибудь случайно сделал неверные выводы.
— Исключено. — Я протянула руку, и друг с легкостью помог мне подняться. — В первую очередь я делаю это для Эстера. Если сумею обеспечивать себя сама и накоплю достаточно денег, то покину Королевство Скорпиона. Отправлюсь в Королевство Весов. Или Водолея. Где сейчас поспокойнее.
— Твое желание уехать все также велико, — с горечью сказал Дакот.
— Так нужно. — Я чувствовала, что причиняю боль другу, но, к сожалению, на первом месте у меня всегда был брат. — Бескрайнее разочарование отца во мне заставит его взглянуть на Эстера другими глазами. Эстер намного лучше меня. Во всех смыслах. Я мелочная и эгоистичная. А брат добрый и рассудительный. Просто отец пока не желает замечать этого. Он все еще в плену своих прошлых иллюзий, а я, как податливая глина, продолжаю лепить из себя воплощение его желаний.
— А Эстер знает о твоих планах?
— Братец думает, что я стремлюсь к самостоятельности, поэтому пропадаю в селении, работая в бакалейной лавке, и время от времени ухожу в горы за травами. Он не воспринимает всерьез мое увлечение фармацевтикой, считая, что в этом занятии я нахожу отдушину после отцовских нравоучений. Еще бы. Эксель слишком ответственная, чтобы подвести отца. На Эксель можно положиться. Эксель — отцовская гордость.