Христианские древности: Введение в сравнительное изучение

Понятно, что исходившая из этих положений римская школа имела тенденцию удревнять находки и памятники. В конце концов «независимые экспертизы», развитие полевой методики и кабинетной аналитики доказали, что древнейшие свидетельства христианства в материальных памятниках появляются лишь в конце II в. Однако это не заставило полностью отказаться от «презумпции правоты» письменного источника и все еще сохраняются целые группы и даже направления, старающиеся «добиться гармонии» письменной традиции с археологическими данными, а то и целенаправленно «создать» такие данные, которые бы подтвердили существующую традицию. Напомним о Э. П. Теста или о методах М. Гвардуччи при анализе граффити на раскопках «трофея» в соборе св. Петра (см. гл. VI-1). (Testa, L962; Guarducci, 1958).

Идея «непрерывности традиции» приводила к ошибкам также и при поиске отражения христианской доктрины в древних изображениях (критика: Newman, 1878). Можно сказать даже, что сама мысль о возможности такого поиска выглядит ложной. Поскольку даты артефактов обычно не имеют абсолютной точности, всегда есть соблазн «спроецировать» более поздние теологические воззрения (например, конца IV-V в.) на ранний материал.⁸

Впервые на том, что научно установленные даты должны предварять

попытки интерпретации, а не наоборот, решился настаивать Пауль Штайгер в ответе Дж. Вильперту о соотношении археологии и веры при натурном исследовании древностей. Штайгер возражал против датировки памятников искусства на основе стилевого сопоставления или с помощью датированных надписей, обнаруженных неподалеку, — например, на том же уровне катакомб. Скоро стало ясно, что без точных датировок изучать историческое развитие — просто бессмыслица.

Контекстуально интерпретация римской школы уязвима еще более, чем хронологически. Уже в 1880 г. Виктор Шультце подчеркивал необходимость истолкования древних изображений с позиций реального контекста (вещественного, архитектурного и др.), в который они включены, а не с позиций норм патристики или догматики. Но на римскую щколу это оказывало мало влияния.

⁹

Пока римская школа изучала и представляла коллегам древности в свете письменных памятников церковной традиции, в протестантских странах (прежде всего в Германии) разрабатывали метод интерпретации, который можно назвать контекстуальным. У его истока стояли Ганс Литцманн и Франц Йозеф Дэльгер. Основанная ими в Бонне исследовательская группа стремилась изучать древности раннего христианства в свете общей культуры Средиземноморья. Предлагались и другие новые подходы, позволявшие использовать христианские древности как материал для реконструкции «народной религии» (Volkreligion) в общем контексте с иными «народными религиями»; многие ученые искали религиозно-исторический контекст для символов раннего христианства в искусстве иудаизма (Dolger, 1928; Suhling, 1930; Judge, 1960, 4-14). «Боннская группа», предложившая изучать материалы раннего христианства в общем культурном контексте, скоро заняла ведущее место в области научной интерпретации, и в тридцатые-сороковые годы путы догм ослабли. Преемник Дэльгера Теодор Клаузер еще больше сплотил группу, проделавшую огромную работу для подготовки к публикации знаменитого Reallexicon а и ежегодника «Jahrbuch fur Antike und Christentum».

«Классическая археология versus христианской»

Сейчас, в самом конце XX в., конфессиональный подход к христианским древностям уже не имеет былого влияния. Не является «разграничительной линией» и методика («христианские археологи» заимствовали и постарались усвоить все богатство аналитико-интерпретационных методов, накопленных специалистами по древневосточным и античным древностям). Но напряженность в отношениях «античников» и «теологов» все еще сохраняется; можно сказать, что они унаследовали старую тяжбу: «классическая археология против христианской».