Разумеется – и это нужно сразу сказать, – в РПЦ есть множество прекрасных христиан, и в священном сане и без, и кто ищет хороший приход, духовного наставника или место для приложения собственных сил в благотворительности – легко найдет их, по крайней мере в Москве и Петербурге. Многие (из меньшинства) остаются на этом уровне и вполне находят себя. Но другие уходят в иные конфессии или в некое самостоятельное плавание, и если с точки зрения наполняемости храмов этот уход (пока?) незаметен, то тенденция эта достаточно яркая и потенциально тревожная для Патриархии.
Что не устраивает их, если можно найти храм и батюшку себе по сердцу? Прежде всего то, что от них совершенно ничего не зависит, а их участие в богослужебной жизни сводится к пассивному выслушиванию и выстаиванию всё того же круга служб из года в год. Да и в приходской жизни возможностей для активного действия обычно ненамного больше. К тому же всё, что делается на низшем уровне, полностью зависит от начальства, и в любой момент любой священник может быть отправлен куда угодно, приходской совет распущен, храм отобран, и всё в полном соответствии с новой версией устава (кстати, принятого единогласно почти во всех приходах России). И есть примеры того, как это происходит.
Кроме того, людей, склонных к рефлексии, сильно раздражает идеологизация православного пространства – что на самом верху проповедуется не столько Евангелие, сколько всякие «цивилизационные коды», для которых Евангелие – полезный атрибут, но не более того. Те, кто помнят советскую систему, с ужасом замечают, что руководство РПЦ постепенно занимает вакантное место идеологического отдела ЦК КПСС.
Казалось бы, именно эти люди и могли бы начать «русскую реформацию». Но прежде, чем говорить о ней, спросим себя: возможна ли вместо нее мирная реформа сверху? Полагаю, что к ней не было бы никаких препятствий – это ясно показала кубинская встреча папы и патриарха в начале 2016 года. Долгие годы Москва «уклонялась от объятий» Ватикана, причем едва ли не важнейшей причиной виделся консерватизм значительной части верующих: обняться с ересиархом-латинянином значило бы в их глазах отречься от Истины. Объятие состоялось, и что же? Да, кто-то выразил свое неудовольствие, но никакого организованного раскола не произошло: по-видимому, все, кто был к такому расколу склонен, уже в него ушли, например, после Баламандских соглашений с католиками 1993 года, где обе церкви признали друг друга церквами, а не еретическими сборищами.
Примерно таким же образом можно было бы начать, так сказать, модернизацию без вестернизации, на свой лад осовременить православную практику по образцу аджорнаменто Второго ватиканского собора у тех же католиков. Но… зачем что-то менять, если система и так работает отлично и очень устойчива (так это выглядит для иерархов)? Православная миссия понимается сегодня как расширение пространства, зарезервированного за церковью в обществе и государстве, при этом все вопросы, касающиеся не только веры, но и самого православного быта, полагаются раз и навсегда решенными. Экстенсивное развитие, как в СССР.
Все, конечно, может измениться, если РПЦ утратит свои нынешние позиции и привилегии и вынуждена будет встраиваться в общество каким-то иным образом. Это, кстати, может произойти и при нынешней власти, но пока признаков такой перемены не видно. Реформы сверху, на мой взгляд, вполне возможны, но для нынешнего церковного руководства подозрительны и крайне нежелательны, оно пойдет на них лишь в крайнем случае. Можно было бы ожидать, конечно, что за реформы примется следующее поколение епископов, но нынешняя система самовоспроизводится с завидным постоянством: чтобы добраться до самого верха, нужно приобрести определенный набор качеств. Ожидать появления «церковного Горбачева» не приходится.
Возможна ли тогда реформация по образцу западной? Нет, разумеется. Та, которая состоялась полтысячелетия назад, была порождением традиционного общества. Лютер изначально не создавал еще одной конфессии – он стремился очистить и исправить всю существующую церковь, везде и для всех. Теперь трудно даже представить себе подобное намерение…
Сегодня, нравится нам это или нет, мы живем не в архаике, а в постмодерне, и даже попытки поиграть в архаику идут по постмодернистской модели, о чем уже говорилось в 24-й главе. Если же предположить, что из космоса явятся пришельцы и заменят нынешние церковные структуры на нечто иное, результат может нас сильно и неприятно удивить. Например, публицист С. А. Белковский давно мечтает о роспуске МП и о создании «федерации независимых приходов». Не очень понятно, как такая реформа может произойти, но можно быть уверенными, что при нынешних раскладах во многих независимых приходах будет висеть на почетном месте икона «богоданного вождя Иосифа Виссарионовича».