В этом отношении драгоценен опыт православных в неправославных странах, вне зависимости от деноминаций: они живут в государствах, которые и не подумают использовать их в пропагандистских интересах, и точно так же не подумают наделять их какими-то особыми привилегиями. Приходится поневоле жить верой, а не идеологией. А может быть, когда-нибудь так будет и в России?
Тогда неосергианство – просто вызов, обличение нашей неготовности отказаться от обременительных идеологических конструктов и строить церковную жизнь не в идеализированном прошлом, а в живом настоящем.
В 2000 году был канонизирован епископ Арсений Мацеевич, который в середине XVIII века отказался признавать за императорами высшую власть над церковью, а равно и новомученики первой половины XX века, не признававшие эту власть и за большевиками, – но был ли выучен их урок?
Для кого-то это значит, что православие неотделимо от монархического устроения общества и нужно вернуть России монарха или по крайней мере притвориться, что он вернулся. Кто-то сделает противоположный вывод и откажется от православной традиции как несовместимой с демократией. Но можно задуматься и о более тонкой настройке… Христианство обладает опытом выживания при враждебной государственной власти (в первые века и в СССР), намного больше у него опыта жизни при формально христианском монархе, который покровительствует церкви, но не задаром. Значит, в принципе возможен и опыт жизни в совершенно иных условиях – в демократическом государстве, где религия становится частным делом каждого. Остается только этому научиться.
И я уверен, что здесь русским христианам очень пригодится опыт, к примеру, Италии, Испании, Португалии и многих стран Латинской Америки, переживших переход от авторитарных и тоталитарных режимов, опиравшихся на церковь и традиционализм, к современной светской демократии.
32. Нужна ли нам Реформация?
В разговорах о текущем состоянии русского Православия постоянно всплывает одна и та же реплика: «Беда в том, что у нас не было собственной Реформации». Эта реплика всегда казалась мне бессмысленной: предполагается, что есть только один путь развития, западноевропейский, и если чего-то западного у нас не было, значит, обязательно должно быть, или так и останемся ущербными. И уж совершенно точно не возникает никакого желания проходить все то, что на Западе было связано с Реформацией: сожжение еретиков на площадях, религиозные войны и церковные расколы. А главное, что Реформация уже состоялась в мировом масштабе полтысячелетия назад, и в России, как и в других странах, существует множество самых разных протестантских общин, к которым каждый желающий может легко присоединиться.
И в то же время очевидно, что за словами о необходимости Реформации в России стоит желание обсудить реальные проблемы русского Православия, довольно похожие на те, которые привели в свое время к Реформации на Западе. Пусть в совершенно иной форме, но решать их необходимо, и церковной жизни предстоит измениться – подразумевают такие люди.
Это неисчерпаемая тема, и ее можно обсуждать по-разному. Первый ответ будет очень простым: в Православии нет никаких проблем и недостатков, они есть исключительно в конкретных людях, прежде всего во мне самом, так что мне нужно от них избавляться и более ни о чем не думать. По сути, это отказ от обсуждения проблемы, и если эта версия вас не удовлетворяет, разговор обещает быть долгим и трудным.
Итак, Реформация – та, которая началась пятьсот лет назад, – что она стремилась изменить? Конечно, это был многоплановый процесс, но одну его сторону довольно легко описать. Католическая церковь к началу XVI века привыкла к «монополии на духовность»: она во всем западно-христианском мире выглядела единственным институтом, дарующим людям вечное спасение на своих условиях. А если так, то высшим благом объявлялось то, что хорошо для самого института в лице его руководителей. Отсюда и все злоупотребления, от индульгенций до разврата в стиле Борджиа.
Эта монополия была вполне привычна и понятна неграмотным крестьянам, но мало подходила для дворянства, которое как раз в эпоху Возрождения массово стало учиться читать и писать, для возникавшей буржуазии и даже для низших клириков, которые несли все издержки подобной системы, не получая от нее бонусов. Да и, в конце концов, с Евангелием подобное состыковывалось плохо.
В результате Реформации на Западе была утрачена монополия одной земной организации на представление интересов Неба на земле – правда, ценой распада былого церковного единства. Заодно произошло много других перемен, причем и с католической стороны не меньше, чем с протестантской, – например, исправление нравов папского двора и введение тотальной книжной цензуры. Так Католическая церковь, отвергнув Реформацию, пошла путем постепенных и осторожных реформ, которым идет и по сей день.