Христианство. Настоящее

В подлинном православном понимании этот вопрос на самом деле не выглядит принципиальным. Писание – это центральная и главная часть Предания, но граница между ними вовсе не является непроходимой. Вспомним, что даже Евангелия не были записаны сразу после Воскресения Христа и существовали несколько десятилетий в виде устных рассказов очевидцев. Только когда их стало слишком мало, а слушателей – слишком много, пришлось всё это записать для всеобщего доступа.

Примерно таким же образом постепенно складывались Псалтирь и книга Притчей, и отчего бы не допустить, что и Пятикнижие возникло не сразу, одномоментно, а в ходе своеобразной «кристаллизации» устных преданий и, возможно, некоторых письменных текстов (таких, как Десять Заповедей, которые, впрочем, тоже дошли в двух не совсем одинаковых вариантах – Исх. 20 и Втор. 5). Писание в такой модели именно что возникает из Предания, как самая важная и существенная его часть. Мы доверяем этим книгам, потому что их приняла церковь как свои вероучительные тексты, сначала ветхозаветная (народ Израиля), а потом и новозаветная (христианская община).

И что интересно, такой подход в общем и целом оказывается вполне совместимым с теми гипотезами, которые выдвигают ученые, даже если сами ученые вовсе не думали о православном отношении к Писанию.

Итак, в XVIII в. Х. Б. Виттер и затем Ж. Астрюк независимо друг от друга предложили выделить в Пятикнижии различные источники в зависимости от того, как называется в тексте Творец. Они отметили, что в этих книгах много дублетов, самый известный пример – два рассказа о Сотворении мира и человека в книге Бытия (граница проходит между 3-м и 4-м стихом 1-й главы). При этом в первом рассказе Творец называется Богом, по-еврейски «элохим», а во втором носит имя Господь Бог. Слово, которое мы переводим сегодня как «Господь», в древности могло звучать примерно как «Яхве», хотя есть и другие теории на этот счет.

Поэтому «авторы» этих источников получили условные имена: Элохист

(или Элогист) и Яхвист (или Ягвист

), а весь текст Пятикнижия был поделен между ними. Впрочем, к этим двум источникам были добавлены еще два: цельное и вполне самостоятельное Второзаконие и отдельно Священнический кодекс, который прежде считался частью традиции Элохиста.

В классический вид «теорию четырех источников» привел в последней четверти XIX в. Ю. Велльгаузен. С тех пор четыре источника традиционно обозначаются четырьмя заглавными буквами: E (Элохист), J (Яхвист), D (от латинского Deuteronomium, «Второзаконие»), P (от немецкого Priesterkodex, «Священнический кодекс»). Эта теория получила название документальной гипотезы.

Впрочем, хватит абстрактных рассуждений, пора перейти к конкретным примерам. Итак, два рассказа о Сотворении мира. Они совсем не одинаковы в деталях: например, в первом рассказе Бог творит человека в самом конце, одновременно мужчину и женщину, а во втором – сначала мужчину, потом растения и животных и лишь в самом конце – женщину. Трудно понять, как это расхождение объясняют те, кто видит в Библии текст, напрямую продиктованный Богом и излагающий вечные истины в некоем готовом и законченном виде.

А если перед нами не катехизис и не учебник по всем естественным наукам, а поэтическое повествование о Боге и человеке? Оно рассказывает не о технологии творения мира за шесть суток, а о том, откуда мир возник и почему существует и что надо знать человеку об этом мире, чтобы исполнить свое предназначение.

И вот Элогист, а еще точнее, традиция, предание, зафиксированное в первой главе, дает нам самый крупный план: мир устроен иерархично и сложно, человек – главная, но не первая его деталь. А вот предание, отраженное во второй главе, показывает крупным планом именно человека, его роль, значение и – внимание! – отношения между полами. В первой главе мы уже прочитали, что по сути своей мужчина и женщина равны, а вторая глава подчеркивает главенство мужчины в обществе и семье, в те времена для всех очевидное. Это не два разных творения мира, это две разные перспективы.

Но ведь и о Боге две традиции повествуют не одинаково. В первой главе Бог надмирен, Он лишь управляет рождением этого мира, но сам Он не присутствует в нем. Мы скажем на богословском языке современности: Бог трансцендентен. А вот во второй главе Бог буквально спускается к Адаму, чтобы показать ему зверей, потом наводит на него сон, творит жену Еву, знакомит первых супругов, объясняет им правила пользования Эдемским садом. Он участвует в жизни этого мира самым прямым и непосредственным образом.

Кто же из двух сказителей прав? Оба. Просто каждый раскрывает свою грань великой и до конца непостижимой Истины, а церковь принимает оба рассказа вместе, в их сложно устроенном единстве. «Неслитно и нераздельно», как потом будет сформулировано по другому поводу.