Христианство. Три тысячи лет

В заявлении о соборности фигурировали и другие примечательные моменты, многие из них ранее привлекли внимание обособленных братьев-протестантов Западной церкви: ценность богослужений на родном языке, рискованное обращение к библеистике двух последних веков, открытость экуменизму, подтверждение служения мирян. Прозвучало также открытое извинение перед еврейским народом за страдания от рук христиан в документе Nostra aetate («В наш век»), который в окончательной редакции напрочь отвергал традиционную для христианства мысль о том, что еврейский народ совершил убийство Бога. Одним из епископов, который неприязненно отнесся к происходящему, счел его ужасающе хаотичным и неизменно голосовал в числе меньшинства против подобных заявлений в Gaudium et Spes, был поляк, во время работы собора ставший архиепископом Кракова, – Кароль Войтыла. Кроме того, личное неодобрение характерной особенности

Gaudium et Spes, которую он счел поверхностной, выразил один из присутствовавших немецких богословов, профессор Йозеф Ратцингер.[1881]

Папа Павел VI

К тому моменту как эти основополагающие документы были согласованы и обнародованы папской властью, Иоанна XXIII уже не было в живых. Еще до начала работы собора у него выявили рак. Он прожил всего несколько месяцев в начале работы по революционной программе, но движение, которому он способствовал, привело к немедленному избранию кардинала Монтини папой Павлом VI и возобновлению работы собора. Папа Павел решил придерживаться того же темпа изменений, однако, добиваясь согласия на проведение реформ, а затем добросовестно внедряя их, он неоднократно демонстрировал свойство, которое его остроумный предшественник однажды охарактеризовал как «un po’amletico» – «налет гамлетовщины».[1882] Человек, который, казалось, был готов к переменам в Ватикане Пия XII, теперь мучился сомнениями, не зная, ка́к далеко следует заходить. Пожалуй, ничего удивительного не было в том, что понтифик сомневался насчет коллегиальности епископов, и чтобы добиться принятия консервативным меньшинством документа Lumen Gentium, добавил к нему

Nota praevia («Предварительные замечания»), где педантично разъяснялись рамки, которые основной текст накладывал на коллегиальность.

По собственной инициативе папа в своей заключительной речи в завершение работы собора провозгласил Марию матерью Церкви – после того, как польские епископы убеждали в целесообразности еще более выразительного титула для Марии – Mediatrix, заступница. Его поступок контрастировал с тем фактом, что представления о Марии как матери Церкви сводились к невнятным упоминаниям в Lumen Gentium

. Возможно, на папу подействовал тот факт, что голосование собора по консервативному предложению посвятить мир Марии было самым спорным и почти противоречащим серьезным решениям в документе. Тем не менее этот исход служил напоминанием о том, что Павел VI не во всех случаях намерен проводить официальные консультации перед важными публичными заявлениями, даже если они выходят за пределы критериев непогрешимости, установленных Первым Ватиканским собором. Среди тех, кого ужаснуло это провозглашение, касающееся Марии, был Августин Беа, германский кардинал, возглавлявший экуменический совет по содействию христианскому единству Ватикана: он сразу понял, что этот шаг вовсе не рассчитан на подкуп протестантов и даже православных.[1883]

Вопросы, поднятые на Соборе

Материнство, отцовство и семья в более общем смысле создали наиболее серьезную проблему, подрывающую революционную программу Второго Ватиканского собора, поскольку прежде чем обращаться к вопросам сексуальности, папе требовалось разобраться со шквалом просьб об изменении церковной практики. Те, кто столкнулся с реальностью во время миссионерского служения в Африке или при установлении экуменических контактов во всем мире, ждали от Римско-католической церкви послабления в вопросах целибата для священников, но вместо этого Павел вновь утвердил целибат. Так началось неуклонное снижение численности священников в северном полушарии, в том числе ввиду решения многих оставить духовную карьеру и вступить в брак. Повсюду в мире, среди народов, где никогда не придавали значения целибату, распоряжения папы на этот счет просто игнорировали, но важно отметить, что и в таких условиях новые священники продолжали появляться. Еще более значительный ущерб нанесла непреклонность папы в вопросе об искусственном ограничении рождаемости: она стала для авторитета папы источником наиболее серьезных испытаний в истории Западной церкви со времен протестов Мартина Лютера против теологии спасения.

Битвы за контрацепцию