Замечено, что некоторые аспекты христианского прошлого оказываются без лишнего шума выброшенными за борт даже традиционной религии. Наиболее примечательной потерей прошлого столетия стала преисподняя. Она исчезла из христианских проповедей и в целом – из перечня людских забот, сначала в кругах протестантов, затем и католиков, которые тоже перестали уделять внимание тому аспекту западной доктрины, который казался всепоглощающим в Католической церкви накануне Реформации, – доктрины чистилища.[1979]
Это обстоятельство можно было бы воспринимать как результат секуляризации Европы: а нужны ли этому континенту, – бесспорно, наиболее удачно сбалансированному обществу потребления мира на данный момент, – христианский рай и ад? Он уже побывал в аду собственного сотворения – в двух мировых войнах, познал глупость слепой веры в догмы, а теперь старается построить нечто менее грандиозное, чем земной рай, без помощи священных преданий или абсолютистских идеологий.Однако этот феномен распространяется не только на светскую Европу. Он глубоко проникает как в консервативное, так и в либеральное христианство во всем мире. Исчезновение ада свидетельствует о том, что христиане, не афишируя этого, приняли положения, первое заметное появление которых отмечено в английском протестантизме XIX века. Как известно, богослов широких взглядов Ф. Д. Морис, перешедший из унитарианства в англиканство, в 1853 году лишился поста преподавателя в Кингс-Колледже, Лондон, за ряд теологических эссе, в которых говорилось о том, что вечная кара – превратно понятая библейская мысль. Более неожиданным стало почти одновременное появление подобных идей в милленаристском евангеличестве: их породил плодотворный разум Эдварда Ирвинга и его английских учеников, ухитрившихся остаться в официальной церкви, таких, как Томас Роусон Беркс и Эдвард Г. Бикерстет. Благодаря этим теологам, сумевшим убедить сторонников своей в целом невероятной гипотезы, что они не оставили кальвинизм, ад постепенно начал остывать. В современном телепроповедничестве от него не осталось даже тлеющих углей.[1980]
Отказ от погребения трупов
Особенно удивительным поворотом развития христианства, до сих пор заметным преимущественно на Западе, стал отказ от ключевого аспекта исповедования христианства со времен его основания, – отказ от погребения трупов. По мере угасания адского пламени вспыхнул реальный огонь крематориев: этот огонь, прежде приберегаемый христианами для еретиков, теперь представляет собой рутинную форму литургического завершения всего хорошего, чем была отмечена жизнь покойного. Следует напомнить, что одним из самых ранних публичных проявлений христианской церкви был обычай сожжения, и археологам удалось выявить распространение христианской культуры в мире древности и начала Средневековья по обнаруженным местам сожжения трупов, ориентированных с востока на запад. Довод традиционалистов кажется неопровержимым, он был удачно высказан Кристофером Уордсвортом, епископом Линкольнским, в проповеди, произнесенной 5 июля 1874 года в Вестминстерском аббатстве:
Братья, прошло более четырнадцати столетий с тех пор, как пламя погребальных костров [sic], некогда пылавшее повсюду в Римской империи, погасило христианство… Замена захоронения сожжением была бы отступлением от христианства к варварству, хотя само язычество было отклонением от первобытной религии.
Первыми поборниками кремации были, в сущности, итальянские либеральные националисты, которым запретили похороны на кладбищах, подконтрольных церкви, поэтому кремация в Италии стала антиклерикальным жестом.[1981]