Христианство. Три тысячи лет

Какие выводы можно сделать из этого парадокса? Его можно расценивать просто как логичный исторический результат феномена, который мы уже отмечали как распространяющийся секуляризм в Европе времен Просвещения, в XVIII веке, когда христианская церковная музыка отделилась от литургии и переместилась в концертные залы (см. с. 870–871). Но то же самое говорит об особом свойстве музыки, отличающем ее от других искусств. Писатель Андрей Белый, один из младших современников Римского-Корсакова, также одержимых творческим импульсом конца XIX века, помогающим приземленному обществу оторваться от приземленности и названным движением символистов, указывал, что музыка не имеет отношения к изображению форм пространства – она есть и всегда была вне пространства.[1984] Псевдо-Дионисий, Фома Аквинский и сонм мистиков Востока и Запада могли бы отозваться так о Боге, и сам Бог говорил так о себе из горящего куста на Синайском полуострове. Возможно, музыка была единственным выходом из тупика, в котором оказались некоторые течения протестантской Реформации, запутавшиеся в потоках слов, которые оплели Слово, пребывающее среди нас, исполненное истины и благодати.

У этой книги нет окончания, поскольку, в отличие от Иисуса Христа, историки западной светской традиции, произрастающей из Просвещения, не мыслят категориями ударных моментов в человеческой истории. Эта история может привлечь внимание к тому, чего уже нет: к поразительному многообразию направлений, именуемому христианством. Пара строк великого английского поэта, инакомыслящего автора гимнов Айзека Уоттса, у хористов, которым часто приходится петь их, нередко вызывает улыбки из-за изменившегося словоупотребления в английском языке:

Пусть все живое встанет и воздастОсобые почести нашему Царю.[1985]

Уоттс вовсе не стремился вызвать в воображении слушателей картину, на которой целый зверинец приносит коллекцию причудливых предметов восседающему на троне Спасителю в последние времена, какой бы отрадной ни казалась эта мысль. Своим английским языком XVIII века Уоттс говорил об удивительных особенностях индивидуального религиозного опыта, об адекватности христианского явления ситуации, тем не менее привлек внимание к находящемуся во внешнем пространстве. Так зачастую то, что в наше время выглядит чудачеством – свойство осмеиваемых или преследуемых сект, – становится чтимой нормой или ее вариантом в другое, более позднее время, при иных обстоятельствах: отмена рабовладения, рукоположение женщин, отказ от курения или употребления в пищу мяса.[1986] Ханс Урс фон Бальтазар мудро размышлял об одном аспекте христианской истории (который мог бы заставить задуматься участников нынешних битв) и подчеркивал предельную индивидуальность духовного опыта: «Ничто и никогда не приносило в церкви плоды, не возникнув из мрака и длительного одиночества в свет сообщества».[1987]

Большинство проблем христианства в начале XXI века – проблемы успеха; в 2009 году у него насчитывалось более двух миллиардов приверженцев, почти в четыре раза больше, чем в 1900 году, треть населения планеты и на полмиллиарда с лишним больше, чем у ближайшего соперника, ислама.[1988] Во всяком случае, история христианства изобилует эпизодами, отрезвляющими при излишней самоуверенности. Более интересную загадку для христианства представляет общество, в котором политическая индифферентность вытеснила битвы ХХ века – Европа, уже не столько континент, сколько состояние души, подобное которому можно найти в Канаде, Австралазии и значительной части США. Возможна ли новая христианская идея трагедии и триумфа, страдания и прощения, предназначенная для европейцев и тех, кто мыслит, подобно им? Должен ли секуляризм быть врагом христианской веры, как были врагами нацизм и советский коммунизм, или же он предлагает шанс преобразить христианство, – так, как его часто преображали прежде? Сумеет ли многоликое христианство найти идею, благодаря которой религия вновь станет притягательной для общества, которое уже решило обходиться без нее?

Первородный грех – одна из наиболее убедительных концепций в западном христианстве, даже слишком точно соответствующая повседневному человеческому опыту. Один из самых действенных побудительных мотивов к греху – отсутствие способности удивляться. Даже те, кто воспринимает историю христианства как таковую, как цикл повествований, может обрести душевное равновесие благодаря опыту удивления и любопытства, способности слушать и созерцать. Было бы удивительно, если бы выяснилось, что эта религия, такая юная и вместе с тем многообразная в своем историческом опыте, уже раскрыла все свои секреты.

Приложения

А. Христианские тексты