Хроника пикирующей России. 1992-1994

Но если так, то, думаю, большинство наших сограждан скажет: жить в криминальном государстве можно! Не так страшен черт, как его малюют. Перестрелки идут в замкнутом мирке самих преступных элементов, нормальный человек попадает под огонь по ошибке или по собственной оплошности. Но даже и с этими перестрелками уровень насилия у нас куда ниже, чем в Чикаго — что же не жить?

С другой стороны, нынешний криминалитет худо-бедно, но перераспределяет доходы, каждый рэкетир подкармливает 10-15 родственников. А иначе как было бы прожить? Значит, массовый криминалитет врагом нации не стал, ужиться с ним можно. Чистая рыночная экономика, которая есть, согласно формуле Гоббса, «война всех против всех», для общинного сознания русского человека представляется гораздо более страшной перспективой. А что касается расхищения национальных ресурсов, о которых горюет Говорухин, то предполагаемое при рыночной экономике вторжение иностранных корпораций сделает это расхищение несравненно более «эффективным» — подгребут почище наших мафий. Так пусть уж лучше наши собственные уголовники попользуются — глядишь, и нам что-то перепадет.

Это — логичные выводы из концепции Говорухина. Но выводы совершенно неверные, ибо неверны сами исходные положения. Я утверждаю, что никакой криминальной революции еще не произошло. Пока что из политических соображений позволили преступным структурам разграбить страну — для ее ослабления или даже уничтожения. Но эти структуры представляют сравнительно замкнутый и не агрессивный мир, и с ними действительно можно ужиться. Они во все поры общества не проникают и на это не претендуют. Это пока еще советский преступный мир.

Действительная криминальная революция и установление криминального социального порядка произойдут в России только вместе со сломом всех структур советского общества и действительной победой рынка. С установлением именно чистой рыночной экономики и именно в России. Почему же именно в России, а не в США или Англии? Потому, что там человек является индивидуумом. И он может вести только индивидуальную криминальную борьбу против всех — или примыкать к классу и вести борьбу, окультуренную какой-то идеологией. Соединяться в солидарные образования, способные установить, хотя бы локально, криминальный социальный порядок, могут лишь люди, сохранившие общинные представления о человеке. Такими были в США эмигранты из Италии и Сицилии, китайцы и вьетнамцы, жители негритянских гетто. У них и образуются очаги криминальных «теневых» государств, но американское общество их разъедает, индивидуализирует. Так, итальянская мафия уже «окультурилась», превратилась в систему капиталистических предприятий.

Что произойдет в России, когда, наконец, будут сломаны упирающиеся основы уравнительного уклада? В безысходную нужду — не нынешнюю, а действительную, когда люди умирают от холода при исправном отоплении, так как нет денег за него заплатить — скатится больше половины народа. И намного больше половины! Западное общество вышло из полосы социальных столкновений, когда за счет ограбления Юга его смогли сделать «Обществом двух третей» — бедняки остались в меньшинстве. Но сегодня, по мнению социологов, Запад становится «Обществом двух половин» — безработица и наркомания сталкивают на дно значительную часть среднего класса. Отсюда и надо выводить прогнозы для России, которую будут грабить как никого в мире.

Но бедняки в постсоветской России будут совершенно иным социальным типом, чем на Западе. Там бедняк одинок и гражданскому обществу не страшен — он против него беззащитен. Очень полезно почитать автобиографический роман Кнута Гамсуна «Голод». В буржуазном городе бедняк вынужден даже умирать от голода, но не может вырвать себе кусок хлеба — против него объединяются и полиция, и культурные нормы, вошедшее в плоть и кровь представление о священной частной собственности. Бедняки общинного типа сплачиваются и выделяются из враждебного общества в довольно изолированный мир, часто даже обособляясь в разного рода гетто. И самый верный способ отвлечь их от солидарной борьбы за изменение самого устройства общества состоит в криминализации всей этой «нижней» половины. Эта криминализация осуществляется самим гражданским обществом при участии государства. Самые мощные средства для этого — школа, телевидение, масс-культура и безработица.