Запад в холодной войне сумел втянуть верхушку нашей интеллигенции в свой истеблишмент. Это — очень чуткая самоорганизующаяся система. Научная, чиновничья и газетная элита, переплетенная через клубы и ложи со всеми ветвями власти. Там нет какого-то паука или десятка масонов, которые вырабатывают планы мировых козней, но вспышки взаимопонимания, «установки» распространяются с поразительной скоростью и с тотальным подчинением всех винтиков системы. Когда наблюдаешь это на друзьях, берет оторопь. Человек барахтается, как в паутине, ощущает неодолимую силу посланного ему сигнала, хотя не может даже понять, откуда исходит этот сигнал и в чем он конкретно состоит. Но он нутром чувствует, что можно, а чего нельзя. Именно нутром! Когда ему приказали любить Горбачева — он это еще мог объяснить (дал свободу, сломал и т.д,). Но вот ему жестко велели любить Гайдара. Спрашиваю, даже у видных экономистов: почему? Задумается, и сам поражен — действительно, почему? О политике Гайдара ничего не знает, а если знает, то признает, что она губительна. А вот — любит! Был ему вкрадчивый голос из телевизора. Завтра тот же голос даст отбой, и Гайдар станет ему омерзителен.
Так вот, в эту же паутину полезли, причмокивая, наши интеллектуалы. Уже с конца 70-х пошли странности — эпидемии той или иной «моды». Вдруг вытаскивали из забвения какого-то философа и начинали бормотать: «Кьеркегор, Кьеркегор», — не прочтя ни строчки. Взмах палочки — и уже: «Хайдеггер, Хайдеггер». Потом, православия ради, «о. Флоренский, о. Флоренский». А все это была строеая поготовка, выработка рефлекса на сигнал команды. Уже потом пошли «общечеловеческие ценности», «демократия» и прочая чушь, которую в здравом рассудке никто бормотать бы не стал.
Но разве это фатально? Можно лишь сказать, что риск летального исхода для России велик, но исход не предопределен. В среде интеллигенции идут противоречивые процессы, осмысление катастрофы (хотя, стыдно сказать, катастрофу наконец-то осознают на своей шкуре). Растет невидное пока сплочение патриотической части, уезжают на хлеба Евтушенки. Теряют паству безумные трибуны — ну кого сегодня увлечет воспаленный Нуйкин? А Г.Попов и Гайдар перестали казаться красивыми даже самым неисправимым демократкам. И ведь почему-то приходится им называть себя патриотами. Мыслимо ли это еще два года назад? Почитайте их тогдашние статьи. Пусть этот поворот в словах — но ведь без него уже нельзя.
А нельзя потому, что ни сломать, ни свернуть всю махину русского самосознания реформаторам не удалось, зря махали десять лет своими шпагами. Да, выделились «новые русские», которым Мазепа ближе, чем Кочубей, а Смердяков ближе, чем Митя Карамазов. И даже пришли они к власти, но ведь уже видно, что они с ней не справятся. В их же психозах мы обретаем надежду. Ходят они по улицам, с лицом и фигурой адвоката Макарова, в шелковых тренировочных костюмах, чуть не в пижамах — такая у них национальная одежда. Поближе узнаешь — охватывает жалость. Вот, один из этих хозяев жизни в истерике: я кормлю семь тысяч боевиков, попробуете у меня вырвать собственность — оставлю выжженную землю. Другой планирует: успею, успею уехать, а там сделаю себе пластическую операцию — не найдете. Врачи утверждают: дети «предпринимателей» страдают неврозами в большей степени, чем дети ограбленных и обедневших. Да сам инстинкт жизни заставит многих из этих людей сдвигаться от невыносимой конфронтации со своим народом к «норме». Не от них исходит смертельная угроза России, они лишь ослабят ее разграблением.
Опаснее честные, в пиджаках и галстуках, космополиты с уже «протестантской» этикой. Если формулы покажут, что это выгодно, они умертвят Россию походя, обглодают до косточки — но через компьютеры, не пачкая рук. Этой проблемы просто для них уже нет — ибо нет уже для них ни Россий, ни Латвий. Но от нас зависит, чтобы это стало им невыгодным или опасным. Надо знать их формулы и делать ходы самим, не только дергаться на их ниточках. Но нет у них ни мистической силы, ни страстной ненависти. Успеем изменить ход дел до того, как нас обессилят необратимо — они же помогут нам подняться, тоже из выгоды.