Хроника Рая

...

на полях \\

переделать концовку стилистически и вообще.

...

на полях \\

из неудачи прорыва ему возвращается… вряд ли все же, что истиной.

...

на полях (карандашом) \\

Лехтман, а почему у меня никак не получается то, что дано тебе так спокойно и просто, без напряга и даром?

Берг, подавая блюдо, осведомился о Прокофьеве.

– Существенно лучше, – ответил Лоттер.

– Герр Прокофьев всегда был сильным человеком, – Берг сказал так, будто знал Прокофьева как минимум с детства, – приятного аппетита, господа.

– Чувство такое, – говорит Лехтман, – будто бездарность прожитого времени жизни, будто она удостоверяет бытие в самой его сути.

– Извини, Меер, но ты же не знаешь, не помнишь своей жизни, почему же говоришь о ее бездарности, как о само собой разумеющемся?

– Мне иногда даже кажется, что бессмысленность жизни нужна бытию. Она должна быть за-ради него. Я понимаю, что связи нет и бытию вряд ли что-либо вообще нужно от нас.

– Бездарность, бессмысленность собственной жизни как способ познания Бытия?

– Как способ бытия.

– Вот смотри, эти горы за окнами, – говорит Лоттер, – и свет сползает по склонам за светилом следом, увлекаемый его тяжестью и здесь на стеклах дорожка… Высвобождение в никуда… сейчас веришь в него, и в то, что оно дано нам. При всей, разумеется, правоте цикла, хода. Пускай они себе в этой их величественной неодолимости…

– А я сейчас вот о страдании, не о своем, конечно же, не о каком-то конкретном – вообще… О нежности, на которую не хватило сил и не хватит. (Не подумай, что я расчувствовался. Да ты и не подумаешь.) О необратимости. О том, что мы чего-то так и не сможем, и это приземленнее, много проще, чем нам кажется… Сейчас в чистоте минуты это примиряет. Но это минута, и только.

– Но это чистота, – говорит Лоттер.

– Минута – может, только она реальна. А длительность, протяженность, сцепления причин… впрочем, пускай.

– Я вроде бы понял, – продолжает Лоттер, – прорыв к Ничто, им можно жить.

– Это о несводимости к смыслу, Макс?

– Нелепица нашего бытия, видимо, и в том, что мы в Бытии как будто выбираем между светом и последней своей свободой (примерно так). Выбираем, преисполнены скорбной гордости. А казалось бы, куда как просто – не выбирать.

– Я бы выбрал Ничто, – говорит Лехтман, – это способ не выбирать, наверное, – вне всей этой риторики об экзистенции, вне тяжбы и счетов с Богом. К тому же страдание… выбирать страдание, вообще-то, это смешно. Во-первых, оно и есть так.

– А во-вторых?

– Я плохо переношу.