Хроника Рая

Они расстались раньше обычного. Тина просила Лоттера сегодня вернуться раньше. Лехтман опять с каким-то таинственным видом пошел куда-то, явно не к дому.

Холодно, конечно. Это весеннее, первое это тепло, как всегда обманчиво. Как бы Лоттеру опять не застудить спину.

Только гора и небо. Эта внезапная зримость преодоленности звука и слова, пугающая даже. Собор на вершине как конус конуса, как острие острия… Здесь каждый дом, каждый камень уходят корнями в самую толщу горы и мостовая уложена над их сплетениями, но кое-где узлы выпирают. Здесь каждый шаг означает смену столетия.

Черепица и стекла удержали сколько-то света, вопреки исчезновению его источника, Лоттер поймал мгновение – равновесие уже ушедшего дня и еще не наставшей ночи – в пользу бытия, наверное. Да, бытия и еще одиночества. Фонари зажигались, но кажется, не были так уж уверены, что поступают правильно. Площадь, как будто даже и маленькая для такого собора, но вместила такую прорву времени, что вещь здесь дается, дана в совпадении с мыслью о вещи. Порой на эти камни проливалась кровь, но быстро сохла (это свойства крови). Казалось, что сама Европа здесь сгущена вот так вот, до самой себя и потому условна. Свободна от…

По этому булыжнику прошло, кто знает сколько жестянщиков, граверов, прачек, монахов, слуг, бродяг, оптовиков, хорошеньких синьор, синьор не очень, солдат наемных, школяров, астрологов, банкиров, адвокатов. И где это все? Куда кануло? Во что перемолото?

Были телом времени. Его мясом. Время кормили с ладони собою.

Дух не утоляет самого себя? Образы вечности на холстах и в камне? Бытие, что глубже, чище жизни? Неправота или как раз неисчерпаемость, непостижимость мира в этом? Не в смерти и бессмертье дело, пусть даже если в смерти и бессмертье. Он-Лоттер? Благодарен?! Отсутствие надежды придает особый привкус. Чистота незаслуженной им подлинности.