- Я полагаю, что срочные дела призывают в Божанси не только меня, но и вас, - сказал молодой монах своему собрату. - Вот как раз и барка. Скорей!
- Ваша правда. Иду, иду.
Старик вытер кинжал и опять упрятал его под сутану. Расплатившись с хозяйкой, два храбрых монаха зашагали к Луаре, поручив Буа-Дофена заботам тетушки Маргариты, и та первым делом обшарила его карманы, уплатила себе его долг, затем вынула у него из головы уйму осколков и сделала ему перевязку по всем правилам, которым следуют в подобных случаях лекарки.
- Если не ошибаюсь, я вас где-то видел, - заговорил молодой человек со старым францисканцем.
- Пусть меня черт возьмет, коли ваше лицо мне незнакомо! Но только...
- Когда мы с вами встретились впервые, вы были, сколько я помню, одеты по-другому.
- Да ведь и вы?
- Вы - капитан...
- Дитрих Горнштейн, ваш покорный слуга. А вы тот самый молодой дворянин, с которым я обедал близ Этампа.
- Он самый.
- Ваша фамилия Мержи?
- Да, но теперь я зовусь иначе. Я брат Амвросий.
- А я брат Антоний из Эльзаса.
- Так, так. И куда же вы?
- В Ла-Рошель, если удастся.
- Я тоже.
- Очень рад вас видеть... Вот только, черт возьми, вы меня здорово подвели с молитвой перед обедом. Я же ни единого слова не знаю. А вас я сперва принял за самого что ни на есть заправского монаха.
- А я вас.
- Вы откуда бежали?
- Из Парижа. А вы?
- Из Орлеана. Целую неделю скрывался. Бедняги рейтары... юнкер... все в Луаре.
- А Мила?
- Перешла в католичество.
- А как мой конь, капитан?
- Ах, ваш конь! Его у вас свел негодяй трубач, и я наказал его розгами... Но я же не знал, где вы находитесь, так что отдать вам коня я никак не мог... Но я его берег до приятного свидания с вами. Ну, а теперь он, понятно, достался какому-нибудь мерзавцу паписту.
- Тсс! О таких вещах вслух не говорят. Ну, капитан, давайте вместе горе горевать, будем помогать друг другу, как помогли только что.
- С удовольствием. Пока у Дитриха Горнштейна останется хоть капля крови в жилах, он будет играть в ножички бок о бок с вами.
Они от чистого сердца пожали друг другу руку.
- А скажите, что за чепуху они пороли насчет кур, Форелий, Макрелий? Глупый народ эти паписты, нужно отдать им справедливость.
- Тише, говорят вам! А вот и барка
Разговаривая таким образом, они вышли на берег и сели в барку. До Божанси они добрались без особых беспокойств, если не считать того, что навстречу им плыли по Луаре трупы их единоверцев.
Лодочник обратил внимание, что почти все плывут лицом кверху.
- Они взывают к небу о мщении, - тихо сказал рейтарскому капитану Мержи.
Дитрих молча пожал ему руку.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОСАДА ЛА-РОШЕЛИ
Still hope and suffer all who can?
Кто способен все претерпеть и не утратить надежды?
Подавляющее большинство жителей Ла-Рошели перешло в реформатскую веру, и Ла-Рошель играла тогда роль столицы южных провинции и служила протестантству наиболее стойким оплотом. Широкая торговля с Англией и Испанией вызвала приток в Ла-Рошель значительных ценностей и внесла тот независимый дух, который таким притоком обыкновенно порождается и поддерживается. Мещане, рыбаки, моряки, многие из которых представляли собой корсаров, рано привыкших к опасностям исполненной приключений жизни, - все они отличались энергией, заменявшей им дисциплину и военный опыт. Вот почему весть о резне, имевшей место 24 августа, ларошельцы приняли не с тупою покорностью, которая овладела большею частью протестантов и отняла у них веру в победу, - напротив, они прониклись той действенной и грозной решимостью, которую в иных случаях придает людям отчаяние. Они единодушно объявили, что согласны терпеть все, но что они даже в крайних обстоятельствах не откроют ворот врагу, который недавно обнаружил себя во всем своем вероломстве и жестокости. Пасторы пламенными речами укрепляли дух ларошельцев, и ларошельцы все, как один, включая женщин, стариков и детей, дружно восстанавливали старые укрепления и возводили новые. Делались запасы продовольствия и оружия, снаряжались барки и суда. Коротко говоря, население, не теряя ни минуты, создавало и приводило в готовность многообразные средства обороны. К ларошельцам присоединились уцелевшие дворяне и своим описанием варфоломеевских зверств вселяли мужество в сердца наиболее робкие. Для людей, спасшихся от гибели, которая казалась неизбежной, война и ее превратности - это все равно что легкий ветерок для моряков, которых только что трепала буря. Мержи и его спутник увеличили собой число беглецов, вступавших в ряды защитников Ла-Рошели.