Причина уязвимости спикера — в его переоценке собственного волевого начала. Для человека, слишком часто говорящего о собственной решительности и смелости, — это не только сеанс самовнушения, но и страх перед утратой таких качеств. Вселить веру в эти свои качества людям, тебя окружающим, а ещё чаще — тебе подчиненным, значит отбить у них охоту эти черты твоего характера ставить под сомнение и проверять.
Темп политической жизни опережает способность организма к самовосстановлению. Это уже замечено. Шепчутся в кулуарах, ссылаются на конфиденциальную информацию, предчувствуют, предсказывают: конфликт в руководстве Верховного Совета неминуем.
В моменты депрессии спикер вызывающе груб, он унижает своих ближайших помощников. А это не второразрядные люди, каждый из них в ранге заместителя Председателя Верховного Совета. А значит — бунт человеческого достоинства неминуем. И Шумейко, и Филатов, и Яров, да и Воронин высокопрофессиональная команда. Не видеть и не понимать этого Хасбулатов не мог. У него хорошо развито чувство опасности. Не исключено, что это приобретенное качество, скопированное с интуитивного поля Президента, но, в отличие от Ельцина, у Хасбулатова эта черта не интуитивного характера, а, скорее, продукт изворотливого разума. Он очень скоро заметит, что его заместители вечерами собираются вместе, нарабатывая, как они утверждают, чувство «команды». В окружении повсеместного разлада — факт отрадный. Но Хасбулатов прочел ситуацию по-своему. Ему не нужны объединившиеся заместители, ему нужны заместители, выполняющие его волю. Сегодня они объединяются в команду, а завтра эта команда выступает против него. Одна такая команда уже была, но тогда у Ельцина был он, а у него нет такого же преданного Хасбулатова, поэтому… В его голове рождается тонкий замысел разлучения своих заместителей, но об этом чуть позже.
Хасбулатов хорошо понимает смысл политической интриги, которую ведет против него Бурбулис. Хотя, возможно, я несколько преувеличиваю. Он видит конечную цель интриги, но не вникает в детали — как это делается.
Действия Бурбулиса, Шахрая небезупречны прежде всего потому, что каждый из них утратил весомый авторитет в депутатском корпусе, кстати, в определенной степени в силу ошибочного анализа ситуации. Чрезмерно упрощая задачу, плененные чувством личной неприязни к спикеру, и тот, и другой переоценили свое «я» и недооценили «я» Хасбулатова.
Предрасположенность к политическому маневру у Сергея Шахрая была замечена ещё в парламенте. Для юриста, занимающегося политикой, это скорее профессиональное поведение, нежели порок. Но когда успехи двух достаточно преуспевающих в этой роли людей плюсуются, количество неминуемо перешагнет черту дозволенного. В данный момент эти два человека союзники, их объединяет общая нелюбовь к Хасбулатову, который своей грубостью объединил двух не доверяющих друг другу людей. Он не единожды высмеивал и оскорблял и того, и другого. Вирус вождизма уже заразил спикера. Умный, коварный и дальновидный поступил бы иначе. Он непременно бы развел этих людей, попытался если и не сделать одного из них своим союзником, то, по крайней мере, не превращать его в злейшего врага.
Спикер совершил то, что трезвые и профессиональные политики не совершают. Особую остроту случившемуся придал факт, когда спикер высказался принародно, и не где-нибудь, а на пресс-конференции, созванной им наспех, в маниакальном стремлении немедленно ответить на выпад, сделанный в его адрес командой Бурбулиса. Конфликт разрастался на глазах.
Хасбулатов начал действовать, проявив при этом завидную активность. Уязвимость исполнительной власти была очевидной, у «яйцеголовых» отсутствовал практический опыт — выходцы из научных кругов, игроки второй линии. А в итоге плохо скрытая кастовость правительственной команды. Отсюда и возрастная солидарность (к власти пришли 35-летние), они готовы уважать шестидесятников, они все вынырнули из-под крыла Абалкина, Петракова, Богомолова, Аганбегяна — оппозиционного ядра иных возрастных кондиций: вызревшего внутри режима, но вызревшего уже на ступенях привилегированных. Даже Явлинского, практически их сверстника, ставшего началом, но опаленного привязанностью Горбачева, а значит не своего, можно считать предтечей гайдаровской волны. Они готовы уважать мэтров, не уставать их благодарить за преподанные им, молодым и безусым, жизненные и теоретические уроки, но делить с ними власть они не собираются. Они засиделись в ассистентах, хватит! Они осознают, что превысили, непозволительно молодыми дерзнули посягнуть на власть и стали властью. Но это, как говорится, не их каприз так время распорядилось.