Главный просчет окружения Ельцина, и прежде всего Геннадия Бурбулиса, — это уверенность, что политическая судьба Руслана Хасбулатова в руках демократов. Они не рискнули даже предположить, как быстро Хасбулатов сторгуется со своими бывшими противниками. Подталкивая демократическое крыло съезда к демаршу против Хасбулатова, Бурбулис в большей степени услаждал свое оскорбленное тщеславие, чем творил большую политику. Скрытое стало явным, и на той злополучной пресс-конференции, созванной внезапно, Хасбулатов обозначил полный разрыв отношений. Сделал это не выбирая выражений, в беспардонной и агрессивной форме.
Суть проигрыша правительственных лоббистов в парламенте из числа «Демократической России» была не в разжигании страстей вокруг Хасбулатова, не в истериках по поводу его грубости, не в давлении на Ельцина, не в намеках, что уже якобы существует союз Хасбулатова с Руцким (еще один поспешно придуманный миф), просчет оказался более глубоким. Его следует квалифицировать как психологическую ошибку. Действия демократов и противостояние этим действиям самого Хасбулатова убедили спикера в том, что он может выигрывать, не опираясь на Ельцина, не прибегая к его помощи. Для меня было совершенно ясно, что с этого момента комплекс всевластия у Хасбулатова начнет прогрессировать. Он утверждается в мысли своего полного равенства в политической значимости с Президентом. То, к чему он стремился, гонимый собственным тщеславием, как бы свершилось. У него в руках съезд, который Президенту не перебороть. Их рейтинг по-прежнему несопоставим, и все-таки он сам обрел власть, она может и помочь, и неизмеримо помешать Ельцину.
Бурбулис и Шахрай обязаны были сориентировать Президента на изменившуюся ситуацию. Этого не случилось. Никаких своих просчетов, напротив — упрямое тиражирование ими же созданной «опасности»: «Хасбулатов есть зло главное, против него надо бороться». В России появилась новая плеяда политиков вне практики, точнее сказать, заявивших себя скорее в театральном действии, нежели в труде государственном. Именно таким действием была предвыборная кампания, где аттестующим был практически единственный навык, навык отрицания. В мир большой политики эти «новобранцы» властного Олимпа принесли опыт и страсти малых пространств, где раньше вершили свою биографию: кафедр, институтов, отделов, лабораторий и академических секторов. Масштаб власти, ими обретенной, громаден, а привычки малообъемны. Скорее всего, это одна из очевидных слабостей политиков переходного периода. Ельцин, показавший достаточное умение избегать открытых конфликтов, и на этот раз отодвинул от себя малоприятную ситуацию — дал понять, что действия Бурбулиса — это его личная инициатива, а Президент обязан находить общий язык с парламентом.
Затем был V съезд, давший Президенту дополнительные полномочия, на котором Хасбулатов в целом поддержал линию Президента. V съезд шел на фоне пусть затухающего, но все-таки эха августовских событий. Мы ссылались на август, мы мерили себя августом. Это был самый короткий съезд. И хотя, как отметили политологи, момент в значительной мере был упущен — съезд надо было проводить в сентябре 1991 года, однако затянувшаяся эйфория (демократия одержала, по существу, первую внушительную победу), необъятные глубины и просторы обретенной власти, оказавшиеся под рукой — кому кто теперь подчиняется, — и полная растерянность и незнание, что с этой властью делать, если не оправдали, то хоть как-то объясняли затянувшуюся паузу. В театре под названием «эпоха Горбачева» опустили занавес.
V съезд был непростым по ситуационной новизне. Ельцин ещё раз использовал домашнюю заготовку. Кульминацией съезда оказались два момента: дополнительные полномочия Президента и кандидатура на пост премьера. Предупредив депутатов, что он намерен начать незамедлительно, Ельцин ошарашил съезд сообщением о своем намерении самому возглавить правительство. Как правило, самые неожиданные ходы Ельцин делал в конце съездов. Тактически это было оправдано: сказывалась усталость, депутаты не желали втягиваться в очередной круг дискуссий, и поэтому вопросы, поставленные в конце съезда, как правило, проходили менее болезненно. Не вдаваясь в детали, о V съезде можно сказать просто — он расширил поле надежд. К тому же ещё один этаж демократического здания был достроен: съезд избрал Конституционный суд.
Я спрашивал себя: когда был потерян Хасбулатов? Если рассматривать эту проблему во временных пределах, то где-то между V и VI съездами.
Конечно, совмещая посты Президента и премьера, Ельцин делал рискованный шаг. Он ставил на карту свой авторитет. С другой стороны, он прекращал череду бесконечных притязаний на этот пост, что для неустойчивого политического равновесия в обществе было бесспорным благом. Фракции, партии, движения лишались объекта штурма. Своим самоназначением Ельцин решал и вторую, очень сложную задачу. Отныне он принимал критический огонь на себя, но…