– Господин, – поклонился Гедеон, которого Герод отправил создавать торговое представительство в Александрии – Пока ты и молодой господин Ферарос освобождали Иудею, торговый дом Герода сына Антипатра покупал и продавал. Торговля товарами из далеких стран, пряностями, тканями и другим принесла восемь тысяч талантов. Торговля хлебом тоже была не в убыток. Еще семьсот талантов. Мы начали торговлю золотом из далекой страны Чад. Пока там доходы не очень велики. Только двести талантов. Но они будут расти. Итого, Александрия после всех расходов на содержание дворца, охраны, кораблей, соглядатаев и других необходимых расходов, дала дому Герода две тысячи талантов. Я уже включил в расходы те корабли с зерном, которые мы готовим для Иудеи.
– Отлично! Ты просто, молодчина! – Герод хлопнул его по плечу.
– Я только помогаю господину Фераросу, – с достоинством ответил Гедеон.
– Это не все – опять вступил в разговор Барух – Как ты знаешь, есть еще Эфес. Там пока доходы не велики. Хотя уже есть. В этом году от них поступило тысяча талантов золота. Правда, из этих денег мы поднесли подарок Марку Антонию и купили корабль. Но только текущий год увеличил богатство дома Герода на четыре тысячи талантов.
– Сколько же нужно, чтобы снова закупить товары? – спросил Герод.
– Думаю, что тысячи или двух тысяч нам вполне хватит. Часть этих трат уже включена в расходы. И есть еще сбережения, которые идумейский дом делал многие годы. Ты о них знаешь, господин. Последние годы мы не особенно пополняли эту сокровищницу. Но и не тратили.
– Барух, говори короче: сколько я могу потратить из прибыли дома, чтобы не нанести удара нашей торговле?
Барух задумался: Думаю, если ты сможешь ограничиться двумя, тремя тысячами талантов, к тем расходам, о которых уже говорил Симон, то будет хорошо.
– Ну, тогда справимся! – повеселел Герод – давайте думать, что у нас по важности?
– Тут все просто – начал Барух – в этом году нам нужно продержаться. Не допустить голода и войн, не давать людям лениться и потихоньку закладывать основу для тучных годов.
– Согласен с тобой, Барух бен Моше – промолвил Гедеон – Мы будем потихоньку через Газу и Аскелон обеспечивать Иудею хлебом, зерном для посева.
– А через Тир и Самарию мы организуем подвоз масла и вина – живо поддержал старших Симон.
– Да, еще нужно начать строительство нового дворца. Этот будит слишком много невеселых воспоминаний. Сможем?
– Думаю, сможем, господин – ответил за всех Барух.
– Господин, сейчас самое важное дело – это Храм, новый Великий Синедрион и выборы Первосвященника, – тихо сказал одетый в темные одежды иудей.
– Думаешь, это важнее хлеба! – спросил Герод – Да, совсем забыл – он протянул руку в сторону говорившего. Это, если кто-то не знаком, Гиллель из Вавилонии, учитель юного царевича Аристобула и мой друг.
– Благодарю тебя, царь иудейский – опять негромко проговорил Гиллель – Ты зря смеешься над опасностью. Скоро начнется праздник Искупления, а у нас ни Первосвященника, ни Синедриона. Да и Храм такой, что его самого очищать нужно, а не в нем очищаться. Всевышнему не будет принесена искупительная жертва. Люди и так напуганы бесконечной войной. А тут довольно будет любой искры, чтобы вспыхнуло пламя восстания, перед которым война Маккавеев покажется детской игрой. Даже, если Всевышний пожалеет свой народ, народ сам уничтожит себя из страха перед Ним.
Герод задумался. В доме отца исполняли все правильные обряды, праздновали праздники, думали о Всевышнем и молились в шабат. Но все это было не жизнью, а, скорее, фоном, на котором протекает жизнь. Он жалел и не понимал царя Гиркана, для которого размышления над Книгой и были смыслом и целью жизни. Слушая религиозные споры Гиллеля с юным Аристобулом, Герод восхищался не мудростью Всевышнего, а логичностью рассуждений юного Хасмонея, точной и красивой речью мальчика. Так думал Герод.
Так думали все, или почти все, кто его окружал. Они жили, сражались, любили, дружили, жертвовали собой, убивали других, ссорились, мирились, покупали и продавали, но мысли о Вечном были для них атрибутом праздности или слабости. Простительные, достойные жалости, но не особенно значимые в реальной жизни. И только сейчас до царя Иудеи дошло, что разбив врага, захватив столицу и даже накормив народ, он не завоюет его сердца без Храма. Герод помнил слова отца об этом. Но только сейчас осознал, насколько они значимы, понял, почему Антипатр предпочел оставаться в тени Гиркана.
– Ты думаешь, что это важнее, чем хлеб, который я им дам? – уже не вполне уверенно спросил Герод.