Хроники Нарнии. Вся история Нарнии в 7 повестях

Аслан тряхнул гривой, открыл пасть, издал один долгий звук — негромкий, но могучий, — и сердце у Полли затрепетало. Она знала: тот, кого лев позвал, услышит его где угодно и придёт во что бы то ни стало, сколько бы миров и столетий ни разделяло их, поэтому не очень удивилась, когда молодая женщина с честным милым лицом возникла ниоткуда и встала рядом с нею. Полли сразу поняла, что это и есть жена Фрэнка и что перенесли её сюда не мерзкие кольца — она прилетела быстро, просто и тихо, как птица летит в своё гнездо. По-видимому, она только что стирала, ибо на ней был фартук, а на руках, обнажённых до локтей, засыхала пена. Все это к ней очень шло. Успей она приодеться (скажем, надеть свою шляпу с вишнями), было бы хуже.

Конечно, она думала, что видит сон, и потому не кинулась к мужу и не спросила, что это с ними, однако, взглянув на льва, усомнилась, сон ли это, хотя и не слишком испугалась. Она сделала книксен — деревенские девушки ещё умели тогда это делать, — потом подошла к мужу, взяла под руку и несмело огляделась.

— Дети мои, — сказал Аслан, пристально на них глядя, — вы будете первыми королём и королевой Нарнии.

Кебмен разинул рот, жена его покраснела.

— Правьте этими созданиями, и будьте к ним справедливы, и защищайте их от врагов. А враги будут, ибо в мир этот проникла злая колдунья.

Фрэнк прокашлялся и сказал:

— Прошу прощения, сэр, и спасибо вам большое и за неё, и за меня, но я такое дело не потяну. Учился мало.

— Скажи мне, — спросил лев, — сможешь ли ты справиться с плугом, с лопатой и вырастить здесь пищу?

— Да, сэр, это смогу, вроде учили… — сказал Фрэнк.

— Ты можешь быть честным и милостивым? Можешь помнить, что они не рабы, как их немые собратья в твоём мире, а говорящие звери и свободные граждане?

— Как же, сэр, — ответил кебмен. — Что-что, а их я не обижу.

— Ты можешь воспитать своих детей и внуков так, чтобы и они не обижали? — продолжил лев.

— Попробую, сэр. Попробуем, а, Нелли?

— Ты можешь не делить ни детей, ни зверей на любимых и нелюбимых? Можешь помешать одним подчинять или мучить других?

— О чём разговор! — вскричал Фрэнк. — В жизни такого не терпел и другим не позволю! — Голос его становился всё мягче и звонче — наверное, так, как сейчас, он говорил в юности, когда ещё не перенял городской хрипловатой скороговорки.

— А если в страну придут враги (помни, они придут!), будешь ли ты первым в бою, последним — в отступлении?

— Понимаете, сэр, — очень медленно сказал Фрэнк, — этого никто не знает, пока не проверит в деле. Может, я не из смелых. В жизни ни с кем не дрался, только на кулачках. Ну, ничего, постараюсь… то бишь надеюсь, что постараюсь… сделаю что могу.

— Что же, — сказал Аслан, — ты можешь всё, что требуется от короля. Я тебя короную. Ты, и дети твои, и внуки будете счастливо править Нарнией и Орландией, которая лежит к югу отсюда, за горами. А тебе, моя маленькая дочь, — обратился он к Полли, — я тоже очень рад. Скажи, ты простила своему другу то, что он сделал в пустынном дворце страшной страны Чарн?

— Да, Аслан, простила, — сказала Полли.

— Это хорошо, — кивнул Аслан. — Ну, сын Адама…

Глава двенадцатая. Приключения землянички

Дигори изо всех сил стиснул зубы. Ему стало совсем уж не по себе. Он надеялся, что в любом случае не струсит и вообще не опозорится.

— Ну, сын Адама, — сказал Аслан, — готов ли ты исправить зло, которое причинил моей милой стране в самый день её рождения?

— Что же я могу сделать? — спросил Дигори. — Королева убежала, и…

— Я спросил, готов ли ты, — повторил Аслан.

— Да, — ответил Дигори. Ему захотелось прибавить: «…если вы поможете маме», — но он вовремя понял, что со львом нельзя торговаться. Однако, отвечая «да», он думал о своей матери, и о своих надеждах, и об их крахе, и потому всё-таки прибавил, глотая слёзы, едва выговаривая слова: — Пожалуйста… вы не могли бы… как-нибудь помочь моей маме?

Тут, с горя, он в первый раз посмотрел не на тяжёлые лапы льва и не на огромные когти, а на лицо (ни он, ни мы не скажем «морда»), и несказанно удивился. Львиные глаза были полны сверкающих слёз, таких крупных, словно лев больше горюет о его маме, чем он сам.

— Сын мой, сынок, — сказал Аслан, — я знаю. Горе у нас большое. Только у тебя и у меня есть горе в этой стране. Будем же добры друг к другу. Сейчас мне приходится думать о сотнях грядущих лет. Колдунья, которую ты привёл, ещё вернется в Нарнию. Я хочу посадить здесь дерево: оно будет долго охранять страну, ибо злая королева не посмеет к нему приблизиться. Тогда утро Нарнии продлится много веков. Принеси мне зёрнышко этого дерева.

— Хорошо, — сказал Дигори, хотя и не знал, как это сделать.

Лев глубоко вздохнул, склонил голову, поцеловал мальчика и сказал:

— Дорогой мой сын, я покажу тебе, что делать. Повернись к западу и скажи, что там видишь.

— Я вижу очень большие горы. Я вижу, как река срывается вниз со скалы, за нею — лесистые склоны, а за ними — очень высокие горы, покрытые снегом, как Альпы на картинке. За ними же — небо.