Хроники Раскола

Ноги налились свинцом, покрытая пурпурным ковром лестница казалась бесконечной… и слишком короткой. Сколько раз я входил в этот зал? Гордый, уверенный в своих силах, купающийся во внимании клана. Сегодня внимание драконов тоже принадлежало мне — жестокий лед сменивший былое восхищение и доверие.

И лишь в одних глазах я не заметил льда. Дядя, ждущий у края арены в сопровождении двух алых, смотрел на запутавшегося птенца со светлой грустью и сочувствием.

Зачем Марелон здесь? Пришел... потому что знал, как остро я нуждаюсь хоть в малейшей поддержке? Отправляться в Последний Предел одному невероятно трудно.

Спустя пару секунд я заметил еще кое-что — браслеты-блокираторы на запястьях родича. Дядя под арестом? Но почему? Неужели размолвка с Альтэссой оказалась настолько серьезна?

Старый мастер без труда угадал невысказанный вопрос, кивнул, печально улыбнулся.

— Покорись.

Покориться? Бестолковый совет: назначившая мне свидание дама не потерпит свободомыслия. Она тяжелой кавалерийской поступью растопчет надежды и желания, бросит на колени, уложит ниц, наслаждаясь беспомощностью выбранной игрушки. А затем, враз изменившись, как ласковая мать запеленает корчащегося в агонии призрака и отнесет в Последний Предел... край вечного сна, край, откуда не возвращаются и не возвращают.

Я горько скривил губы, угрюмо и решительно взошел на эшафот. Кейнот, ты еще наблюдаешь за мной? Мой путь близится к концу, и если души драконов действительно продолжают жить после смерти, скоро мы встретимся.

Руки приковали к свисающим со столбов цепям, щиколотки обхватили вплавленные в камень кандалы, почти полностью лишив свободы — муха, прилипшая к паутине, да и только.

Алый последний раз убедился в надежности оков. В глазах, прорвавшись сквозь отрешенность долга, полыхнула ненависть.

— Благодари Древних, тварь.

Благодарить? С момента вынесения приговора что-то изменилось? Спросить — не ответят. Впрочем, скоро яузнаю все сам.

Зашелестела, отворяясь, дверь. Я обернулся, смотря на собственного убийцу. По ступеням неспешно, исполненная достоинства и величия, спускалась женщина в белоснежном ритуальном балахоне. Лицо скрывала серебряная полумаска. Сегодня Харатэль не Альтэсса, она палач, исполняющий вынесенный приговор, посланница Серой Госпожи, орудие закона. А орудие всегда безлико.

Даже несмотря на блокираторы, я чувствовал пламя, заключенное в этой невысокой драконице, словно укутанная в многослойные развевающиеся одежды фигура не более чем сосуд для живущего внутри солнца — такого же неукротимого и рыжего, как бьющийся в светильниках огонь, как дерзко выглядывающая из-под капюшона прядка волос. И эта рыжина на фоне светлого балахона привлекала внимание, невольно притягивала взгляд, а потому я поздно заметил оставшегося в коридоре отца. Альтэсса Севера, несгибаемый дуб, склонил голову вослед Повелительнице Юга, благодаря за какую-то неизмеримо важную услугу.

Двери захлопнулись, вынуждая усомниться, было ли увиденное взаправду или просто померещилось.

— Цепи долга иногда кажутся неподъемными.

Харатэль замерла, в ее голосе — бархатном рокотании сытой, а потому ленивой тигрицы — прозвучало сожаление.

— Вы должны ненавидеть меня, мастер Марелон.

— Я благодарен вам за то, что вы взяли на себя чужую ношу.

Альтэсса сделала шаг навстречу заключенному.

— Мастер, я уверена, Альтэсса Аратай сожалеет о проявленной несдержанности и изменит свое решение, если вы... отступитесь от своего.

— Цепи долга иногда кажутся неподъемными, но тем больше чести вынести их тяжесть.

Харатэль на несколько мгновений задумалась, подыскивая слова, так ничего не сказав, отвернулась, поднялась ко мне. Замерла напротив. Металлическая маска не выражала эмоций. Серебряная фея. Хрупкая, прекрасная. Безжалостная, как отточенный клинок. В этот миг я почти любил ее, очарованный внешней хрупкостью, болезненно напомнившей мне о Вьюне. И ненавидел — ненавидел ее почти божественное высокомерие, выдержанность, насмешливую рыжую прядку, золотистой змейкой свернувшуюся на плече.

Пламя, живущее в женщине, обжигало.

Невольно я отшатнулся, вцепился в оковы.

Альтэсса заговорила.

— Риккард тиа Исланд, Демон льда, решением Совета ты признан врагом Пределов и будешь казнен как враг Пределов.

Во рту пересохло. Внутренности сковало льдом. Сейчас?..

Повелительница безразлично продолжила.

— Мудрость Древних не знает границ. Ослепленные ненавистью, мы забыли о милосердии, забыли о том, что изничтожая зло, мы лишаем его возможности искупить грех. А потому магия в твоей крови будет запечатана, ты изгоняешься из рода и клана, да не ступит до конца дней твоя нога на земли драконов, да проклянут имя твое и вычеркнут его из памяти, — Харатэль взяла паузу, устало закончила. — Живи. Осознай ошибки, раскайся и исправь хотя бы малую их часть.

Слова, слова, слова... хрустальные бусины, способные воскресить, запутать, ослепить, подарить цель и лишить ее. Слова едва цеплялись за оглушенный разум. Проблеск надежды сменился беспросветной ночью отчаяния.

Не смерть.

Изгнание.

Вечное.

Лишение.

Неба.

Полное отторжение.